Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Впрочем, эти проблемы служили лишь в качестве идеальных причин того, почему расширение фронтира не должно останавливаться. Пока оставалась возможность заселения новых земель, было реально сохранять союз между земледельческой добродетелью и коммерческим усердием, а вместе с ним и иллюзию, что «новый человек» в Америке вернулся в Эдем. Национальная апокалиптика могла утвердиться на этой первоначальной оптимистической основе. Оставалась, однако, сложность, которую пророчески предугадал Беркли: замкнутая и циклическая природа мировой истории в целом. Америка должна стать пятым и последним актом translatio imperii, потому что как только движение на запад завершится, новое начало истории будет трудно представить в чисто аграрных терминах освоения земель. Стремление к земледельческой добродетели служило стремлением к статичной утопии, которую можно представить лишь как rinnovazione, обновление добродетели тех, кому удалось найти для этого землю. В данном отношении Макиавелли оказался пророчески (но не с христианской точки зрения) прав: добродетель в каждый момент времени могла существовать в мире лишь в ограниченном объеме, и, когда этот объем был израсходован, перед обновлением происходила катастрофа – скорее мировой пожар стоиков, чем христианский апокалипсис. Если, как полагает Тьювсон, республиканцы являлись в меньшей степени милленаристами, нежели федералисты, это может объясняться тем, что они, как и Джефферсон, надеялись на почти безграничное обновление добродетели в империи с безусловным правом собственности, но за пределами этой расширяющей свои границы утопии можно различить лишь макиавеллиевскую, а не христианскую эсхатологию. И утопия должна была когда-то закончиться. В сочинениях Джефферсона встречаются фрагменты, где он признает, что рано или поздно запасы земли иссякнут и расширение добродетели уже не сможет компенсировать дальнейший прогресс коммерции1317. Когда этот порог окажется достигнут, коррупция станет неминуемой; люди будут зависеть друг от друга в сфере рыночной экономики и зависеть от правительства в больших городах. Змей настигнет Адама и Еву, и темные силы, которые олицетворяют Гамильтон и Бёрр, или же более неуловимый процесс [коррупции], описываемый Токвилем, уже не сдержать распространением земледелия. Когда нравы испорчены, нельзя положиться даже на Конституцию. Даже в Америке перед республикой стоит проблема ее собственной конечности, как и конечности ее собственной добродетели в пространстве и времени.

Как следствие, элемент исторического пессимизма присутствует даже в наиболее утопической американской мысли – за ним возникает конфликт между добродетелью и коммерцией, угрожающий свести всю историю Америки к моменту Макиавелли или Руссо1318. Именно потому, что земледельцы у Джефферсона так или иначе играют свою роль лишь в один из моментов в диалектике прогресса и коррупции, он не может называть их иначе чем «избранным народом» и «особым вкладом» Бога. В конечном счете они не защищены природой, и только благодать и Провидение способны питать и продлевать существование их добродетели. Джефферсон мог апеллировать к Провидению, но не к милленаристским пророчествам; это следовало как из его деизма, так и из его аграрных взглядов, ведь гражданская добродетель, как мы уже не раз наблюдали, хотя и нуждается иногда для самоутверждения в апокалиптической структуре, в равной мере тяготеет к тому, чтобы уступать свой собственный момент кому угодно, кроме незамедлительно ожидаемого Тысячелетнего Царства. В этом контексте интересно рассмотреть вывод Тьювсона о милленаризме федералистов. С одной стороны, он может объясняться тем, что федералисты, наблюдая угасание добродетели с суровостью Катона, видели, что люди подвластны множеству соблазнов, но располагают при этом меньшим числом секулярных гарантий. Таким образом они считали, в большей степени, чем те, кто занимал позицию Джефферсона, что люди нуждаются в содействии благодати. Однако с другой стороны, Тьювсон специально подчеркивает большую роль Коммерции в милленаристской поэзии федералиста Тимоти Дуайта1319. Коммерция – динамическая сила, virtù, гарантирующая, что природа не сможет постоянно поддерживать земледельческую утопию без содействия благодати; но, учитывая союз добродетели и коммерции в экспансии на запад, она оказывается средством, приближающим Тысячелетнее Царство, которое при содействии благодати можно будет взять штурмом. Существовала даже точка зрения, что коммерция выплеснется за пределы западных земель, преодолеет собственную конечность, выйдет за рамки замкнутого цикла добродетели и достигнет подлинно американского Тысячелетнего Царства.