МОНА

Закажи себе лучше венок на могилу, сука, и стопку водки, потому что только уголовный кодекс удерживает меня от того, чтобы не убить тебя!

Он входит в комнату, вертя галстук-бабочку на пальце, а мне представляется, как им я душу его. Я знаю, что он пьян, но меня это не сильно колышет. И не беспокоит сейчас даже то, что когда Эмин немного выпьет, он становится неуправляемым, особенно, если его разозлить.

В спальне огромного номера из музыкального проигрывателя звучит песня его любимой группы – Mumford and Sons. И если по растекшейся из-за слез туши ему не понятно, как я зла, то туфля, попадающая прямо в сердце приемника, должна его отрезвить. Я очень, очень, очень сильно на него обижена. И, надеюсь, мне не придется объяснять Эмину, почему именно…

- Что происходит, любимая? – его голос становится строгим, но не теряет обеспокоенности и тревожности.

За наше общее будущее, ага.

Он перестает играть! Слава Богу, этот приемник затыкается, иначе я убила бы его об пол. И плевать, что на это скажет Эмин. Мне вообще на него теперь глубоко плевать.

- Да ладно тебе, - снимая платье, откликаюсь со свободной интонацией, - можешь не притворяться, я все слышала.

Я не вижу, но знаю, что желваки играют на его скулах, и он еле сдерживает себя от крика. Поскольку все пошло не так, как он того ожидал. Брачную ночь испортил звонок отца Эмина, и это единственное, за что я ему благодарна. Проклятый старик!

- Что ты слышала? – холодно вопрошает Фаворский.

Я не отвечаю, раздеваясь до нижнего белья, потом быстро натягиваю джинсовую и юбку и коричневый блейзер. Он повторяет свой вопрос жестче, когда я игнорирую его. Тогда я все-таки решаю утолить его любопытство.

- Все. То, как ты и наши родители кормили меня ложью все эти два года.

Он подходит ближе, я оборачиваюсь, услышав это, и отхожу дальше.

- Господи! – пытаюсь не разрыдаться, но слезы вновь капают, и чтобы не удариться в истерику, нужно приложить нехилые усилия. – Я же полюбила тебя! А ты… - я поднимаю на него глаза, смотря с нескрываемым отвращением. – Ты… Как ты мог заключить сделку со своим отцом, Эмин? - рука сама тянется к горлу, и я прикладываю ее к горящей коже шеи, как бы, уговаривая дышать. Получается все тяжелее… - На меня? Новая машина, большая половина акций фирмы, которая и так достанется тебе после смерти папы, вилла на побережье! Все это ты получил! Вот, что Фаворский предложил тебе за меня? Да?!

Он не отвечает, потупив взгляд. Его руки в карманах, но я так хорошо его знаю, что буквально вижу, как он сжал ладони в кулаки.

- Почему ты молчишь? – горько засмеявшись, говорю я, никак не в силах остановить проклятые слезы.

Он качает головой. Просто качает головой.

- Ты не понимаешь, - шелестит губами. В другой ситуации я не услышала бы этих слов, но сейчас прислушиваюсь к каждому звуку, исходящему от Эмина.

- Чего же я не понимаю?

- Я не хотел жениться, ни на тебе, ни на любой другой девушке, Лола, - медленно, с расстановкой произносит Фаворский младший. – Папа долго меня уговаривал, он с твоим отцом уже договорился, ему просто нужно было заключить контракт и соединить бизнес. Вот и все. А мы с тобой, - Эмин высовывает руку из кармана и ведет ею в пространстве между нами, - лишь пешки.

Остановив на секунду тихие рыдания, я выставляю руку и отрицательно машу головой.

- Нееет, - говорю спокойно, но потом перехожу на крик: - Нет! Не смей говорить про нас! Пешка в этой игре только я, ясно тебе?! Только я одна.

Эмин поворачивается к окну, меряет комнату шагами. Он продолжает свой рассказ, как ни в чем не бывало:

- Слушай, да, я согласен, наша встреча была подстроена мной, я ведь не отрицаю. Но только первые месяцы, Лолита, лишь первые месяцы для меня ты оставалась проектом, потом я тебя полюбил… - он сдвигает брови, звуча отчаянно и безнадежно.

Но откуда мне знать, играет ли он и в этот раз?

- Какая разница, - смахнув слезы, закрываю глаза. – Это было и это прошло, - почти неслышно выдаю и возвращаюсь к чемодану.

Застегиваю молнию, и ставлю его на пол. Эмин загораживает меня вход в ванную. Он отводит край рубашки, пальцем постукивая по кости левой ключицы.

- Думаешь, я бы набил татуировку с твоим именем, если бы не любил тебя?! – спрашивает он, переходя к более ярким тонам – это похоже на безысходность. – Просил бы я тебя набить слова из нашей песни на руке? – говорит он, глядя на меня.

Я смотрю на него чуть дольше, положенного, а потом с легкостью отталкиваю. Он поддается.

- Хорошая попытка, - отвечаю, не оборачиваясь. Забираю свой крем для лица и зубную пасту в специальном футляре. – И нет никакой нашей песни, - договариваю, бросая эти вещи в один из отсеков чемодана.