МОНА

И, ухмыльнувшись, красивейший мужчина на планете с пепельно-дымчатыми глазами выбрасывает ладонь вперед, как бы подтверждая ход моих мыслей. Видно, что он не очень-то доволен решениями, которые я принимаю. Ему просто не нравится, что я бросаю ему вызов, в то время как раньше все время его слушалась. Конечно, после того, что произошло, он должен благодарить меня за то, что я вообще в его сторону смотрю.

- Я предлагаю тебе альтернативный вариант: как насчет того, чтобы вступить в должность менеджера? Или директора? – быстро дополняет он. – Но, если хочешь знать мое мнение, то тебе лучше бы вообще не работать в этом отеле, тем более что деньги теперь у тебя есть…

Пришла моя очередь откидываться с самодовольным видом, скрещивать руки на груди и наблюдать за реакцией Фаворского на мое скорое признание:

- Нет.

Он всего на секунду опускает глаза на засветившийся дисплей телефона, а потом вновь обращает их на меня. Сощуривает их и в непонимании качает головой.

- Что – нет?

- Денег больше нет, - веду я плечами в напускном безразличии. – Я их уже, чтобы ты знал, потратила.

Эмин никогда не был жадным, никогда. Но мне интересно, как он поведет себя сейчас. Однако, в разрез моим представлениям, он со спокойной душой кивает и показывает мне большой палец.

- Молодец, Ло. – Фаворский тянется за пиджаком, висящем на спинке стула вблизи. – Я дам тебе еще. Скажи, сколько нужно.

Не вникнув сначала в его последние предложения, я думаю о том, что Эмин сказал раньше – про работу в его отеле, но не в качестве официанта. Мне почему-то представляется лицо Германа… и я не готова и не хочу командовать им. Как бы это ни звучало странно, безумно, не типично для меня, все хорошо. Я чувствую себя с Лавандой так комфортно, как может быть в моем случае. И за последние дни я многое осмыслила, чего не было раньше.

Я кладу ладонь на его руку, попросив остановиться. Эмин под моим прикосновением в действительности вздрагивает, словно я ударила его током. Он поднимает на меня взгляд глаз стального цвета, и я вижу, как медленно его кадык движется вниз, когда он сглатывает. Убрав руку, я уже жалею, что дала себе разрешение коснуться его. В свинцово-серых зеркалах его души всплеснулась надежда, заявила о себе, от чего мне становится не очень хорошо.

Я прочищаю горло и пытаюсь настроить себя на сугубо деловой разговор, насколько бы тяжело это ни было.

- Эмин, я… не потратила эти деньги, чтобы купить себе очередную сумочку от Шанель…

Он отвечает тот час же:

- Я понимаю.

- Нет, не понимаешь. У меня появился друг, - сказав это, я облизываю нервно губы, но упрямо прячу глаза под ресницами. – Он отвез меня в одно место. Это клиника, в которой лечатся дети от рака. И…

Фаворский изумленно спрашивает:

- Ты пожертвовала деньги, которые я тебе дал?

Мне нечего ответить ему, он и сам теперь знает, что я сделала это, но, наверное, пока еще не может этого признать. В его интонации ни намека на осуждение или презрение. Или что-то еще, что могло бы мне не понравиться. Наоборот – только восхищение. А мне нужно, чтобы он облажался. Чтобы у меня была еще одна причина, нереально веская, позволяющая ненавидеть Эмина.

Почему? Почему он не ошибается?

Через минуту Фаворский откашливается в кулак, а официант приносит мне мой кофе. Поблагодарив его, я рву стик с сахаром, высыпая содержимое в белую чашку.

- Это очень неожиданно, - объясняется мужчина, однажды ставший моим мужем. – А что за друг?

После этого вопроса ложка замирает в моей руке, а я морщусь, потому что мне не стоило выдавать своего страха. Но я уже провалила это задание.

- Герман Левандовский, - вскинув воинственно подбородок, говорю я.

Эмин безмолвно открывает рот и издает смешок. Он то хмурится, то его лицо разглаживается от морщин. Мне показалось, что Фаворскому даже не представляется возможным мое общение с людьми такого класса. Пусть думает, что хочет. Я не стану ему говорить о том, кем является отец Лаванды. Да и мне все равно – я общаюсь с Германом, потому что мне нравится с ним проводить время.

- Ах, да! – голос Эмина звучит так, словно, тот только что припомнил это имя. – Точно. Я же вчера просматривал копии его документов. – Не переставая кивать головой, он опускает уголки губ вниз, производит оценку Герману: - Хороший работник.

У нас с ним получается достаточно напряженная беседа. Мы оба гнилые актеры в театре, который, как известно, давно разбомбили. Но Эмин пытается поддержать игру, хотя я знаю, что в его голове зреет план, как бы вышвырнуть Германа с работы. Поэтому, чтобы этого не произошло, я наклоняюсь к нему близко, через весь стол, предварительно отодвинув чашку с кофе, и, посмотрев в его стальные глаза, я выдвигаю ему ультиматум:

- Если ты уволишь Германа, - предупреждающе начинаю я милым голосом, - я с тобой в жизни не заговорю.

Ухмыльнувшись в очередной раз, Фаворский фыркает и отводит взгляд, повернув при этом голову в сторону.

- Получается, он что-то значит для тебя? – оцепенев от досады, изрекает мужчина.