МОНА

Я открываю коричневую сумку и достаю ту самую пачку, что сегодня утром, перед рабочей сменой, тайно засунул мне в карман передника Эмин. Не считая, скольким количество он решил меня “порадовать”, не вынимая купюр из пачки, я все бросаю в отверстие ящика, находящееся сверху.

Нет, никакого сожаления, обиды. Просто желание сделать кому-то добро. Желание спасти ребенка. Ведь кто-то спас Лизу. И еще много таких, как она, ожидают руку помощи. И я знаю, что сегодня мне необходимо ее протянуть.

Самое неожиданное происходит в следующий момент: Герман притягивает меня к себе, прижимая спиной к своей груди. Он наклоняется и целует меня в макушку. Не знаю, как это назвать, как сказать правильно, но в эту минуту мы, наверное, породнились.

Хорошо это или плохо?

Голос диспетчера сообщает, что следующая станция - Лобня. Город, где проживает Герман. Он уговорил меня остаться у него. Я ощущаю какую-то близость между нами. Дружескую. В юности я мечтала о брате. Возможно, сейчас я вспоминаю те свои чувства, когда хотела, чтобы он защитил меня, провожал до гимназии, выслушивал все мои жалобы. И, если что, всегда мог за меня постоять. Еще рано делать такие заявления, но Лаванда стал для меня очень важным человеком. Как будто я знаю его сто лет. Как будто именно ему нужно было стать моим братом, но встретились мы только сейчас. Или были родственниками в прошлой жизни, в случае, если реинкарнация точно существует.

Я оборачиваю к нему лицо, вдруг осознавая, что все это время, пока я размышляла о нас с ним, Герман внимательно за мной наблюдал. Он и сейчас на меня смотрит… странно. Смотрит не так, как я того хотела бы.

Поезд приближается к станции, и пассажиры спешат встать со своих мест. Они проходят к выходу, но Лаванда ловит меня за руку с просьбой задержаться.

- Что такое?

- Мы не выходим здесь, - пожимает беспечно плечами Левандовский.

- Нет? - удивляюсь.

- Нет. Мы едем в Депо. Ты когда-нибудь видела много-много поездов в одном месте, Лолита? - спрашивает тихо Герман и заводит выбившуюся из прически прядь мне за ухо.

ГЛАВА 13.

“Папа Джонс”

Лолита

Герман прикасается ладонью к очередному вагону очередного поезда. Его мечтательный взгляд снова возвращается ко мне, когда мы проходим дальше, вглубь. Как и сегодня днем, парень идет задом наперед, чтобы видеть и говорить со мной, расспрашивая, замечая реакцию на моем лице. Что я, конечно, не очень люблю, но ему готова позволить. Сегодня.

Ведь сегодня он открыл для меня нечто новое и удивительное - желание помогать и делать хорошее. Что-то доброе. Что-то душевное, не требующее ничего взамен. Не корыстное, ни в коем случае.

Это подкупает.

Это создает в моей душе, полной ран и царапин, особый светлый уголок, который мне хочется лелеять.

- Хватит задавать мне вопросы, - практически пропела я, когда мы оказались рядом, между двумя электричками.

Я срываю травинку, что растет у путей, и поднимаюсь вновь, чтобы встретиться взглядом с Лавандой.

- Лучше расскажи о себе, - предлагаю я, из-за чего он опускает глаза, а после вскидывает их, осматривая Депо.

Здесь действительное огромное множество поездов, и мне безумно нравится это место. Пропитанное некой тайной, сокровенными мечтами и желаниями. А добавить ко всему прочему полную луну и ночное небо, в котором виднеются звезды - можно с ума сойти от счастья.

Это, конечно, все равно не сравнится со спа и шопингом.

Его голос полон тупой боли и разочарования в жизни:

- Моя мама умерла от рака три с половиной года назад, - слабый ветер подхватывает слова парня. – Папа ушел из семьи, когда мне было двенадцать, но когда она заболела, он вернулся.

Мне, возможно, показалось, но последние нотки полны благодарности.

- Мама не хотела, чтобы я звонил ему, чтобы я просил помощи. А отец, на тот момент, уже поднялся, построил хорошую карьеру, деньгами разбрасывался, как фантиками. Поэтому я был на девяносто процентов уверен, что он откажется. Что пошлет меня.

В такой неимоверной тишине можно буквально чувствовать, как дрожит его голос. Тем более, мы стоим в достаточной близости, чтобы я смогла заметить в его голубых глазах слезы. Я надеюсь, что он сумеет сморгнуть их. Ни разу еще не видела мужских, скатывающихся по щекам слез, и не уверена, что готова к этому.

- Поэтому я был крайне удивлен, когда такой известный и богатый человек, как он, который позабыл удачно о своем единственном сыне на долгие годы, на следующий же день прилетел к нам из Варшавы.

И все же, несмотря на то, что он замолчал больше минуты назад, я не решаюсь задать ни одного вопроса. Я знаю, Герман просто собирается с духом, чтобы продолжить. Ему нужно высказаться, сбросить груз пережитых проблем.

- Ее не спасли. Но она боролась, - он сглотнул и уставился в пустоту.

Лаванда…

Боже, мне ужасно-ужасно жаль. Просто этот его взгляд. Он всегда был таким веселым, улыбчивым, но теперь я увидела другую его сторону.

- С того момента у нас с отцом сложились отношения… финансовые, - грустно усмехнувшись, Герман так и не решается на меня посмотреть.