МОНА

- Да, представьте себе, дорогие гости! Я работаю официантом! Я, жена известного бизнесмена, Эмина Фаворского, работаю официантом! И только что меня в этом упрекнули. – Все это время я смотрела на Лизу, которая открыла рот от полного изумления, шока и неожиданности, но теперь я оглядываю каждого. Народ из зала начинает прибывать в большом количестве. – Да, вы не ослышались, меня упрекнули в этом. – Я усмехаюсь сказанным мною словам. – Знаете, что? – Приблизив руки к груди, я собираюсь с мыслями, но Эмин уже рвется вперед. – Это раньше было самым большим страхом – опозориться вот так. Точнее, я думала, - акцентируя на этом слове свою речь, продолжаю, - что это позор. А теперь я так не думаю. Меня бросили родители, сказали, что стать самостоятельной – отныне моя нынешняя задача, но они, наверное, ожидали, что я стану каким-нибудь офисным клерком, однако так сложилось, что я обслуживаю столы в бутик-отеле «Мона».

Я не успела даже сосчитать, сколько ахов и вздохов собрала моя тирада. Эмин уже рядом и, схватив меня за локоть, он требует, чтобы я прекратила и пошла с ним. Но я больше не та девчонка, которую он знал, поэтому, вырвав руку, я толкаю его. Так, как хотела сделать с Лизой. Он пятится, но моей силы не хватит, чтобы крепкий и накаченный Фаворский упал. Выставив палец, я предупреждающе говорю с ним:

- Не надо обращаться со мной, как с ребенком. Я говорю!

Официанты закрывают двери, оставляя БИ-2 с несколькими зеваками, сидящими за столиками – это, в основном, пожилые и старые люди, очарованные всем, что видят и слышат. Но я вижу, как даже обслуга с интересом наблюдает за мной, а девчонки и парни уже достали мои телефоны и снимают «час моей славы».

- Я теперь умею сама зарабатывать деньги, - счастливо улыбнувшись, говорю им я, но, кажется мне, что это заслуга вкусного шампанского и вина. – Я подружилась с прекрасным человеком! – Снова положив руки на груди, я протягиваю слово «прекрасный», вытянув шею. – Его зовут Герман Левандовский, ему двадцать лет, он учится в университете и летом работает в «Моне», да-да, в том же самом шикарном отеле! – Мне хочется восклицать каждое произнесенное предложение, как будто я, ей богу, читаю стихи. – И я, если вам это интересно, конечно, ночую в его квартире время от времени.

Не знаю, что там сейчас отобразилось на лице Эмина. Какая именно эмоция, но то, что непрекращающиеся перешептывания и возгласы проходят в толпе – это факт.

Жирный, большой факт.

Я спешу отрицательно махать руками, повышая голос на октаву.

- О, нет, нет! Мы не спим вместе! Я же говорю, он стал моим другом. – Пьяно засмеявшись, уточняю у гостей: - Или я не рассказывала об этом? Ну, ладно, - взмахнув ладонью, кривлю носом, - ничего, теперь-то вы точно знаете. И мне плевать, верите мне вы, или нет, честное слово! Я таааак рада, что избавилась от этой вашей лжи и богемной низости, от привязанности к вашему паршивому обществу! И самое интересное, - прождав секунду, облизываю пересохшие губы, - только сейчас я это поняла, — а дальше шепчу тихо-тихо: - Спасибо… спасибо кому угодно за это. Спасибо Герману за это.

Никакого гула больше, никаких оханий, никаких изумленных вскрикиваний. Они просто стоят и таращатся на меня. В этом объемном саду, заполненным великолепными растениями, стоят они, зараженные эгоизмом, нарциссизмом и напыщенностью, и во все глаза на меня пялятся, успевая, естественно, все это снимать на свои очень дорогие телефоны. Каждый стоит столько, что можно обеспечить целый детский дом или приют для животных.

Плотно прикрыв глаза, ощущаю, как касаюсь ресницами нижних век. Я не буду плакать. Не буду плакать. Спрячу нафиг свою сентиментальность и не позволю испортить все перед ними своими рыданиями. Ни за что! Я разрешаю себе повернуться к Эмину, одиноко стоящему одной из пышных клумб в свете луны и фонарей. Он будто дожидался того, что я обращусь к нему, поэтому только сейчас становится в статную позу и прячет ладони в карманах брюк. Стараюсь даже не обращать внимания на Лизу, что разглядывает меня, просто-таки «подружившись» с чертовой стеной. Я уже не и слышу голосов солистов рок-группы. Возможно, они взяли небольшой перерыв, тем более что в данный момент никто не обращает на них внимания. Зато я оказалась в центре всего этого. И завтра утром я буду винить только саму себя, ибо все было сделано, все было сказано лишь по моей инициативе, и вся ответственность лежит на мне.

Эмин выглядит оскорбленным. Он, скорее всего, чувствует себя последним дерьмом, каким я и считала его последние три года, особенно после постоянных его отказов дать мне развод. Я его люблю и ненавижу одновременно. Не знаю, есть ли название этому чувству, которое граничит между двумя, абсолютно друг другу противоположными. Это настоящее, дьявол побери, безумие. Чертова одержимость им все эти годы. Ощущение досады, что не сложилось, что все с самого начала было не настоящим, а потом – ощущение самой глубокой неприязни, словно мной воспользовались, как дешевой шлюхой. Вот, что я испытывала. Поэтому и не знала, как простить.