Читаем Мона Ли полностью

— А, черт с тобой, — махнул рукой Гельфонд, — Девочки! костюмеры! Трессы нейтральные дайте? Телесные есть? Давай, все, начали. — Трессы и спасли Ларочкину жизнь. Конечно, никто из съемочной группы не удосужился проверить дно, по которому она пройдет, а на дне, на небольшой глубине, лежал, почти вросший в песок, винт от небольшого катера, и Марченко, оттолкнувшись, рассекла себе ногу, да так, что потеряла сознание от болевого шока и начала тонуть. Второй помощник режиссера, Резо Гогоберидзе, моментально схватив ситуацию, бросился в воду, и заплыл со стороны моря, нырнул, ухватил тонущую Ларочку, и вытащил на берег. Кровотечение было такой силы, что мужчины бледнели и падали в обморок. Но уже спешили спасатели со станции, которые дежурят ежегодно, уже выли сирены трех карет «Скорой помощи», и все было сделано удивительно слаженно, спокойно и оперативно. Через час около станции «Скорой помощи» выстроилась очередь — сдавать кровь, и люди несли продукты, вино, деньги — и всю ночь, пока главврач не вышел и не сказал, чтобы все шли домой, и прекратили петь под окнами, никто не расходился.

— Если бы не эти колготки, — сказал хирург, — перерезала бы вены так — не спасли бы.

— Как чувствовала, — похолодел Мишка Гельфонд.

Первое, о чем подумала Ларочка, придя в себя, хотя голова кружилась от слабости, — девчонка все знала, хотела предупредить, — и Лара опять провалилась в сон.

— Что ты сказала про Марченко, что? — Псоу тряс Мону Ли за плечи, — девочка! Что ты знала? Что ты почувствовала? Что? Скажи?

— Я не могу этого объяснить, — Мона Ли плакала, — я не знаю, как я это чувствую, не знаю…


Крохаль, сопровождаемый свитой, вечером того же дня вылетел в Сочи. Псоу, успев ухватить товарищей из Главка, запер их в просмотровом зале, где товарищи посмотрели отснятый материал. Состав Псоу подобрал блестящий.

— Ну, что ж, — пожевал губами самый главный, — неплохо! И, главное, с точки зрения укрепления дружбы народов — убедительно, — я правильно говорю, товарищи? — Товарищи, в темноте похожие на кротов из сказки «Дюймовочка», покивали головами.

— А девчонка хороша-а-а-а, — протянул один из них, — такая, я бы сказал… надежда советского экрана, не меньше. Но ты ее, Вова (выговорить имя «Вольдемар» мало кому удавалось с разбега), по моральной линии следи, стало быть. В каком классе обучение у девочки?

— В четвертом, — не моргнув глазом, соврал Псоу, — десять лет нашей будущей, можно сказать, звезде!

— Хорошо, уже в пятый скоро, — подытожил товарищ, — а там, понимаешь, не за горами и комсомол. Ты это себе учти!

— Ну, добре, добре, сымай, деньжат подкинем, — сказал ответственный за кино, — и эта… дай экзотики побольше, и костюмы им побогаче надо, а то будет неловко перед товарищами из Узбекистана, всякого, понимаешь.

Когда, проводив группу товарищей до поданных им прямо на территорию киностудии черных «Волг», Псоу, вытирая пот со лба, перепрыгивая через лужи, вбежал в здание, к нему подошла Мона Ли.

— Что со мной будет? — спросила она, глядя в глаза режиссера.

— Все будет прекрасно, крошка Ли! Все одобрено, сейчас должны в пару недель уложиться с этими верблюдами, понимаешь, а дальше — как Марченко. От нее зависит. Кстати, Мона? Ты что, ясновидящая? Колдунья? Ты на нас, смотри, порчу не наведи, или как это у вас там?

— Я не виновата, — Мона Ли дергала молнию курточки, — я же не нарочно. Вольдемар Иосифович, а куда мне теперь жить-то идти?

— А ты где жила? — Псоу опять бежал по коридору, — ты же где-то жила? Ну, у па… у отчима с бабушкой, а бабушка умерла.

— Ой, не нужно меня расстраивать, — пробормотал Псоу, — мир полон скорби, детка. Вообще тебе нужно в школу, же?

— Ну, да, — Мона Ли смотрела на Вольдемара и улыбка возвращалась на свое место, — мне нужно в школу, — твердо сказала она. Словно повинуясь приказу, он взял ее за руку, довел до дверей приемной Крохаля, и сказал секретарше: — Вот, наша актриса. Её необходимо устроить в наш интернат. На полную неделю.

Так Мона Ли попала в элитный интернат для детей работников культуры.

Пал Палыч, занявшийся расстановкой мебели, подумал-подумал, и сделал комнату — для Моны Ли, поставив туда ее кровать и не разобранные коробки с куклами.

Глава 28

— Ой-ой, — суетилась заведующая секцией парнокопытных, сама крошечная, гладко причесанная, стоящая на каблучках так изящно, что напоминала грациозную газель, — вы не перепугаете нам наших подопечных? Ой! только вы не включайте сильно свет! Ой! И не шумите!

— Да что вы так переживаете, — спросил оператор, устанавливая аппаратуру, — это ж верблюд, а не тигра какая!

— Ой, не скажите! это подотряд мозоленогих! Они, знаете, какие? Ох, у них характер!

— Вы правы, барышня, — оператор уставился в объектив, — будь у меня такие мозоли, я бы тоже нервничал … — съемка предстояла быть нелегкой, так как пользоваться верблюдами из зоопарка для езды дирекция запретила, пришлось умолять цирковых, но их основная группа гастролировала, а пенсионный верблюд Гера имел скверный характер и облезлый вид.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза