Мона Ли

— Великолепно! — Псоу потирал руки, — это то, что нам нужно! Хотя и без верблюдов… Верблюды, вообще, стали «притчей во языцех» и вспоминались по любому поводу. Съемочная группа заполонила собой весь парк, туристам оставалось только утешиться зрелищем дворца снаружи, и заодно полюбопытствовать над процессом съемок. Мону Ли одели в белое блестящее платье до пола, в белоснежную же бархатную шапочку с вуалью, и алые сапожки на каблучке. Художник по костюму исходил не из исторической правды, а от того, насколько выиграет в костюме красота Моны Ли. В этом эпизоде она и впрямь была великолепна. Рядом с тихо журчащим фонтаном, замаскированным, насколько возможно, дурацкими гипсовыми статуями, сидела Мона Ли, а наследный принц Сашка Архаров, в немыслимом камзоле, шитом золотом, в тюрбане с фонтанчиком из перьев, стоял перед ней на коленях и объяснялся в любви. Удивительно, но они выглядели столь органично, что даже разница в возрасте (Архаров бы старше Моны на семнадцать лет), не бросалась в глаза. По саду гуляли павлины, оглашая воздух мяукающим «а-а! а-а!», с веток свисала клетка с обезьянкой, а в больших клетках, сделанных по старинным чертежам — золоченных, размером выше человеческого роста, жили соловьи.

— Съемка окончена! Всем спасибо! — кричал Псоу в рупор, и гримерши бежали отклеивать усы с мокрого от пота Архарова, снимать грим с Марченко и с Северского. Массовка, загоревшая на море, с подведенными к вискам глазами обходилась своими силами.

Назад ехали дорогой, прорубавшей себе путь в густом лесу, среди зелени щебетали птицы, окна в автобусе были открыты, пахло сосновой хвоей, нагретой корой дуба и влажной землей — в тех местах, где пробегали почти высохшие за лето ручейки. Галочка Байсарова поглядывала в сторону Моны, исполнявшей восточный танец в проходе автобуса. Пели, конечно, Никулинское «Если б я был султан», потому как больше ничего подходящего не знали.

Жили в Ялте, как обычно — народные и заслуженные — в гостинице «Ялта», те, что попроще, в гостинице «Морская», а уж совсем простые и технический персонал — по частным квартирам. Группа разленилась, лезла в море при первой же возможности, курортные романы цвели, как магнолия, короче, Ялта — это не Ташкент. Мона Ли играла «примерную девочку», заплетала косички, носила скромный сарафанчик, читала книжку «Дорога уходит вдаль» Александры Бруштейн и вообще — была тише воды и ниже травы. Но ночью, когда засыпала Галочка, до головокружения напрыгавшись на дискотеке в Доме офицеров, Мона Ли садилась на кровати, прикрывала глаза, и смотрела на светлый прямоугольник стены. Теперь она видела ту же воду, но над водой показывалось небо, все в рассветных всполохах, как в перьях райских птиц. Водоем окружали неведомые растения, и все это жило, верещало, пищало — Мона Ли слышала каждый звук, и ее тонкие ноздри ощущали этот запах, так несхожий с запахом Средней полосы России.

Мона Ли, давно уже знавшая о себе все, что положено было ей знать к десяти годам, ждала следующего этапа.

Основная часть группы так и жила в Ялте, актеры, занятые на съемках, мотались туда-сюда, но скоро наступал сентябрь, а с ним и театральный сезон. Псоу спешил, и основное было отснято как-то удивительно легко, в противоположность Ташкенту. Нужен был еще один крохотный эпизод, к которому Вольдемар боялся приступить, но замысел из головы не выходил, и, в конце концов, рискуя, он отправился к директору Симферопольского Зоопарка. Приятный загорелый мужчина, кареглазый, с жестким заборчиком седых усов, протянул руку, представился:

— Федорченко. Анатолий Юрьевич.

— Псоу, — ответствовал режиссер, — Вольдемар Иосифович.

— Что ж, бывает, — сказал директор.

— Что именно? — изумился Псоу. Тот кашлянул:

— Так, река? На Кавказе, в Абхазии, по-моему.

— Ну, и что? — Вольдемар отвык от такой реакции на свою фамилию, — река, и что?

— Ну, согласитесь — Нина Волга, Пётр Днепр, Лена Лена — тоже на слух любопытно? Простите, — директор включил вентилятор, — итак?

— Вы знаете, — Псоу достал сигаретку, — я фильм снимаю. И мне нужны тигры.

— «Полосатый рейс-2»? — позволил себе пошутить директор Зоопарка.

— Вовсе даже и нет. — Псоу оскорбился. — Арабские сказки. И мне нужен эдакий проход главной героини — с тигром. На цепочке. Или на ленточке. А второй пусть сзади ходит. И кругом павлины, павлины…

— Ну, голубчик — это вам не к нам! Это в цирк! Наши не дрессированные. Нет, и нет.

— Я был в цирке, — Псоу закурил, — там тигры на гастролях. Есть облезлый лев и пони. Макака еще какая-то. Болонки, понимаете, ли.

— Нет, — категорически сказал Анатолий Юрьевич, — и даже выбросьте все это из головы! Наш тигр задерет вашу девочку ударом лапы! К нему смотрители и то через решетку — если кормить, ну, только когда клетки чистят, выводят.

— Значит — нет? — Псоу встал.

— Не обижайтесь! Жирафа хотите? Серпентарий у нас приличный! — директор чувствовал себя неловко.

— Серпентарий у нас свой имеется, — Вольдемар был недоволен, — желаю здравствовать!