Монах

Среди служительниц святой Клары не было никого милее и добрее, чем Агнес де Медина. Я хорошо ее знала, она поверяла мне все тайны своего сердца, я была ее доверенной подругой и полюбила ее. В этом я была не одинока. Непритворная набожность, готовность всем помогать и кроткий характер привлекли к ней всех наиболее уважаемых сестер в обители. Даже аббатиса, надменная, самолюбивая и черствая, проявила к Агнес благосклонность, в которой отказывала всем остальным. Однако никто не совершенен. Увы! У Агнес была своя слабость: она нарушила устав нашего ордена, и это навлекло на нее неукротимую ненависть безжалостной настоятельницы. Законы святой Клары суровы, но многие из них устарели, их либо забыли, либо смягчили по общему согласию. Кара, которая полагалась за проступок Агнес, была чрезвычайно жестокой, бесчеловечной. Этот закон давным-давно забросили… Увы! Он все еще не отменен, и мстительная аббатиса решила использовать его. Согласно этому закону виновная должна быть помещена пожизненно в одиночную подземную камеру, так что жертва жестокости и тиранических суеверий оказывалась отрезанной от мира, а тем, кто мог бы прийти ей на помощь, сообщалось, что она умерла. Так ей предстояло прозябать до конца дней своих, питаясь лишь хлебом и водой и утешаясь лишь тем, что она может лить слезы.

Слушателей так возмутило услышанное, что Урсуле пришлось переждать, пока буря негодования уляжется. Когда шум утих, она продолжила свой рассказ, и с каждым словом на лице настоятельницы отражался все возрастающий страх.

– Был созван совет двенадцати старших сестер, и я была в их числе. Аббатиса в самых черных красках описала проступок Агнес и не постеснялась предложить, чтобы тот почти забытый закон был восстановлен. К стыду женского рода эту варварскую меру поддержали девять голосов: то ли столь абсолютно было подчинение настоятельнице, то ли за годы жизни в обители одиночество, разочарование, самоотречение так ожесточили сердца их и иссушили души. Я была одной из троих несогласных. Матери Берта и Корнелия присоединились ко мне, мы постарались сопротивляться как могли, и аббатиса, хотя большинство высказалось в ее пользу, побоялась пойти на открытый разрыв с нами. Зная, что при поддержке семейства Медина мы станем слишком сильны и одолеть нас не получится, она также учла, что, если Агнес будет заключена и объявлена мертвой, а потом найдена, то ей самой несдобровать; посему аббатиса потребовала дать ей несколько дней, чтобы обдумать вариант, наиболее приемлемый для всей общины, и пообещала, что, приняв решение, снова созовет совет. Прошло два дня; вечером третьего нам сообщили, что назавтра Агнес будет подвергнута допросу, и в зависимости от того, как она себя поведет, ей назначат более или менее суровое наказание.

Вечером накануне допроса я украдкой пробралась в келью к Агнес, в час, когда все сестры погружены в сон. Я поплакала вместе с нею, утешила как могла, убедила не падать духом, полагаться на помощь друзей и научила условным знакам, которыми могла подсказать ей правильные ответы на вопросы. Понимая, что настоятельница постарается смутить, запутать и запугать Агнес, я боялась, что ее вынудят сделать какое-то признание, пагубное для нее. Но долго оставаться там было опасно; я нежно обняла Агнес на прощание и собралась уходить, но вдруг в коридоре послышался звук шагов. Я оглянулась, заметила занавеску, прикрывающую большое распятие, и спряталась за ней.

Дверь открылась. Вошла аббатиса, за нею – еще четверо сестер. Они окружили кровать Агнес. Настоятельница осыпала бедняжку жестокими упреками, сказала, что та позорит всю обитель, что нужно избавить мир от такого чудовища, и велела выпить до дна содержимое кубка, который держала одна из сестер. Догадываясь, что напиток смертельно опасен, несчастная девочка попыталась воззвать к милосердию аббатисы, и ее мольбы могли бы растопить лед в сердцах прислужников дьявола. Она обещала терпеливо сносить все наказания, позор, заключение, даже пытки, если ей позволят остаться в живых – хотя бы на месяц, на неделю, на день!

Бездушную женщину это не тронуло. Она злорадно сказала, что поначалу хотела ее пощадить, и за то, что она передумала, Агнес следует благодарить вмешательство ее друзей. Аббатиса потребовала, чтобы она выпила яд, уповая не на ее милость, а на милость Всевышнего, и заявила, что через час имя Агнес будет занесено в список умерших. Тогда девушка попыталась спрыгнуть с кровати и позвать на помощь, надеясь если не спастись, то хотя бы призвать свидетелей совершаемого насилия.

Аббатиса угадала ее замысел; она грубо схватила Агнес за руку, толкнула на постель и, вытащив из-за пояса кинжал, приставила его к груди несчастной, угрожая, что, если та вздумает крикнуть или не захочет выпить яд, она сию минуту пронзит ей сердце. Агнес, уже полумертвая от страха, больше не могла сопротивляться.