Монах

Наказание плохого сочинения заключается в нем самом – оно вызывает презрение и насмешки. Хорошее вызывает зависть и приносит автору множество неприятностей: его атакуют пристрастные и озлобленные критики. Одному не нравится план, другой нападает на стиль, третьего возмущают идеи, вложенные в книгу; ну а те, кто не находит в книге погрешностей, принимаются изощренно травить автора. Они вытаскивают из-под спуда любую мелочь, которая может выставить в смешном свете его личные качества или поступки, они стараются уязвить человека, если не могут опорочить писателя.

Одним словом, заняться литературой – значит добровольно подставиться под стрелы пренебрежения, насмешек, зависти и разочарования. Независимо от качества твоих сочинений, тебя будут поносить. Правда, в этом молодые авторы находят главное утешение: они помнят про завистников, несправедливо критиковавших великих Лопе де Вега и Кальдерона, и наивно полагают, что им выпала та же доля.

Но к чему я делюсь с тобой этими мудрыми соображениями? Стихотворство – мания, и никакие разумные доводы ее не победят; ты с таким же успехом будешь убеждать меня не любить, как я убеждаю тебя не писать. Однако, если уж иногда случаются у тебя поэтические припадки, старайся хотя бы ограничивать круг слушателей теми, чье дружеское расположение обеспечит тебе похвальные отзывы.

– Значит, вы находите эти строки негодными, сударь? – с унылым и смиренным видом сказал Теодор.

– Ты меня неверно понял. Я уже сказал, что они мне очень понравились. Но мое отношение к тебе делает меня пристрастным, и другие люди могут судить их более строго. Все же я, при всей благосклонности, не могу пройти мимо ряда огрехов. Например, ты ужасно путаешься в метафорах; ты слишком увлекаешься красивыми словами в ущерб смыслу; некоторые строчки вставлены явно лишь ради рифмы; а идеи по большей части заимствованы у других поэтов, хотя ты можешь и не осознавать это. В обширном произведении подобные недостатки можно и простить; но короткое стихотворение должно быть точным и совершенным.

– Это верно, сеньор; но учтите, пожалуйста, что я пишу просто для удовольствия.

– Тем менее простительны твои недоработки. Их можно простить тем, кто трудится за деньги, кто вынужден завершить задание к определенному времени, кому платят за объем, а не за качество произведения. Но если кто-то творит не по необходимости, кого привлекает только слава и у кого есть досуг, чтобы отделывать свои творения, – тут огрехи непростительны, и их нужно искоренять!

Маркиз поднялся с дивана; паж выглядел обескураженным и печальным, и он добавил, улыбнувшись:

– Однако именно эти строки тебя не опозорят. Стих гладкий, слух у тебя верный, и, если это тебя не слишком затруднит, я бы попросил тебя сделать копию, чтобы перечитывать на досуге.

Лицо мальчика немедленно посветлело. Он не заметил полуодобрительной, полуироничной улыбки, сопровождавшей эту просьбу, и с готовностью обещал сделать копию. Маркиз удалился в свою спальню, дивясь столь быстрому эффекту, произведенному на тщеславие Теодора его словами. Он прилег на кушетку, и сон вскоре сморил его; снились ему приятнейшие картины будущей счастливой жизни с Агнес.

* * *

Придя домой, Лоренцо первым делом спросил, есть ли письма для него. Ему подали несколько посланий; но того, которого он ждал, среди них не было. Леонелла сочла невозможным написать ему в тот же вечер. Однако горячее желание покрепче привязать к себе сердце дона Кристобаля, на которого, по ее убеждению, она произвела неслабое впечатление, не дало ей дождаться следующего дня, чтобы известить его о месте своего жительства. Вернувшись домой из церкви капуцинов, она восторженно доложила сестре, как обходителен был с нею прекрасный кавалер, а его спутник взялся посодействовать делу Антонии у маркиза де лас Ситернас.

Эльвира восприняла эти известия с совсем иными чувствами. Она упрекнула сестру за неосторожность: можно ли доверять семейные дела совершенно незнакомому человеку! И потом, такое легкомыслие может настроить маркиза против нее. О том, что встревожило ее сильнее всего, она умолчала. Она заметила, что при упоминании о Лоренцо дочь отчетливо порозовела. Робкая Антония не смела произносить его имя. Не зная почему, она смущалась, когда речь заходила о нем, и пыталась перевести разговор на Амброзио. Видя это, Эльвира настояла на том, чтобы Леонелла отказалась от дальнейшего знакомства с молодыми кавалерами. Вздох, вырвавшийся у Антонии, когда она услышала этот приказ, стал для бдительной матери подтверждением правильности ее решения.

Леонелла восприняла запрет как проявление зависти со стороны сестры, боявшейся, как бы она не заняла более высокое положение в обществе, и потому не собиралась соблюдать его. Не посвящая никого в свои замыслы, она воспользовалась случаем отправить Лоренцо записку, которую ему вручили, как только он проснулся утром: