Монах

Оставшись наедине с самим собою, он не мог не задуматься над резкой переменой в манерах и чувствах Матильды. Всего несколько дней минуло, как она казалась на диво мягкой, тихой, покорной его воле и считала его высшим существом. Но теперь в ней словно проявились мужские черты, и это не могло понравиться монаху. Она уже не просила, а командовала; ему уже не удавалось взять верх над нею в споре, и приходилось признать, что ее суждения более разумны.

С каждой минутой он убеждался в поразительной силе разума Матильды, но то, что она выигрывала в мнении человека, она теряла в чувствах любовника. Он сожалел о Розарио, нежном, любящем и покорном; его печалило, что она предпочла качества собственного пола противоположным. Особенно задел его отзыв девушки об обреченной монахине: эти слова нельзя было не оценить как жестокие и неженственные. Милосердие – качество настолько природное, настолько соответствующее характеру женщины, что его даже можно не считать особым достоинством, но если женщина его лишена, это огромный недостаток. Амброзио нелегко было простить любовнице отсутствие этой милой черты. Однако, хоть и упрекая Матильду в бесчувственности, он осознавал истинность ее замечаний и, искренне сочувствуя несчастью Агнес, решил отказаться от вмешательства в ее дело.

Прошло уже около часа, но Матильда еще не возвратилась из пещер. Любопытство Амброзио возрастало. Он подобрался ближе к лестнице… прислушался… все было тихо, лишь иногда он улавливал голос Матильды, проходивший по изгибам подземных коридоров и отражавшийся от сводов склепа. Она находилась далеко от входа, и слов он разобрать не мог – только глухое бормотание. Ему очень хотелось проникнуть в эту тайну, и он решил нарушить запрет Матильды и отыскать ее в пещерах. Он даже спустился на несколько ступеней, но на большее его храбрости не хватило: вспомнились угрозы Матильды, и он не смог побороть тайный, безотчетный страх. Вернувшись на прежнее место, он стал нетерпеливо дожидаться, чем завершится приключение.

Внезапно он ощутил сильный толчок. Землетрясение всколыхнуло почву, опоры навеса, под которым стоял Амброзио, зашатались так, что едва не рухнули, и одновременно грянул чудовищный раскат грома; когда все стихло, он заметил бьющий из глубины подземелья столб яркого света. Через мгновение свет угас, и вновь вернулись ночная тьма и тишь, нарушаемая только писком летающей среди могил летучей мыши.

С каждой секундой Амброзио удивлялся все сильнее. Прошел еще час, и снова вспыхнул свет и погас так же внезапно. Одновременно из-под сводов склепа долетела нежная, но торжественная мелодия, пронзившая душу монаха и радостью, и благоговейным страхом. Как только она затихла, на лестнице послышались шаги Матильды. Ее прекрасные черты освещала живейшая радость.

– Ты что-нибудь видел? – спросила она.

– Дважды я видел озаривший лестницу столб света.

– Больше ничего?

– Ничего.

– Уже близится утро, давай вернемся в аббатство, чтобы при свете дня нас не увидели здесь.

Легкими шагами перебежала она через кладбище и вернулась в свою келью. Любопытствующий аббат последовал за нею. Закрыв дверь, она поставила на место лампу и корзинку и, бросившись на грудь Амброзио, воскликнула:

– У меня получилось! Получилось лучше, чем я надеялась! Я буду жить, Амброзио, жить для тебя! Дело, которое так меня страшило, стало источником невыразимых радостей! О, если бы я осмелилась поделиться с тобою своей силой! Ты возвысился бы над мужчинами, как я нынче одним смелым шагом возвысилась над женщинами!

– И что же мешает тебе, Матильда? – перебил ее монах. – Почему ты делаешь тайну из того, чем занималась в пещере? Считаешь меня недостойным твоего доверия? Матильда, если ты не делишься своей радостью со мной, не должен ли я усомниться в искренности твоей любви?

– Твои упреки несправедливы! Мне больно оттого, что приходится скрывать от тебя свое счастье. Однако виной тому не мои, а твои свойства, мой Амброзио. Ты слишком долго пробыл монахом, твой разум порабощен предрассудками, внушенными тебе воспитателями; суеверие заставит тебя отшатнуться от идей, которые я научилась уважать и ценить. Но я знаю твою способность рассуждать, я с радостью вижу, как блестят от любопытства твои глаза, и надеюсь, что в один прекрасный день смогу довериться тебе. До того дня сдержись. Помни, что ты поклялся мне не спрашивать о делах нынешней ночи. Я надеюсь, что ты сдержишь обет, данный мне, – добавила она, улыбаясь, и легко поцеловала его, – хотя нарушение обетов, данных небесам, я тебе прощаю.

От прикосновения ее губ кровь монаха вскипела. Роскошные и безудержные схватки прошлой ночи повторились, и любовники расстались, лишь когда колокол зазвонил к заутрене.

Они и впредь часто доставляли друг другу наслаждение. Монахи радовались чудесному выздоровлению поддельного Розарио, и никто из них не догадывался, какого он пола на самом деле. Аббат же, видя, что его ни в чем не подозревают, без опаски дал волю страстям и спокойно обладал своею любовницей.