С сюжетами из Нового Завета дело обстоит иначе. Этот ряд богаче и полнее разработан. В него входят ангел и Захария, Благовещение, рождение Христа, избиение младенцев, Крещение, свадьба в Кане, расслабленный, который уносит свою кровать, исцеление от кровотечения, Иисус и самаритянка, воскрешение сына вдовы, Преображение, непонятный сюжет, воскрешение дочери Иаира, исцеление двух бесноватых, чудесная ловля рыбы, евангелисты, Христос, говорящий с центурионом, умножение рыб, исцеление хромых и слепых, Христос, причащающий апостолов, вход Христа в Иерусалим, арест Христа, самоубийство Иуды, появление Христа перед Пилатом и, наконец, две более крупные миниатюры с изображением последующих событий. Все эти маленькие картины составляют что-то вроде галереи, где они расположены в хронологическом порядке. Они соответствуют тем последовательностям эпизодов Нового Завета, которыми в ту эпоху украшали церкви; также их можно сопоставить с композициями, указанными позже монахом Дионисием в его «Руководстве». Миниатюры сирийского манускрипта, если смотреть на них с этих двух точек зрения, имеют величайшую ценность как замена утраченных работ переходного периода.
Добавим к этому, что эта серия рисунков позволяет нам увидеть, какие сюжеты чаще всего использовали византийские художники. Нет сомнения, что между разными трактовками одного и того же образца иногда есть заметные расхождения, но основные черты этих миниатюр оставались в значительной мере одинаковыми до конца IX века. При первых императорах македонской династии искусства, взлет которых был на время остановлен религиозными столкновениями в VIII веке и в начале IX века, внезапно сделали изумительный и великолепный рывок в своем развитии. Иконоборцы уничтожили много рукописей с миниатюрами; Василий Македонянин велел создать новые рукописи, которые стали лучшими из дошедших до нас образцов византийской миниатюры.
Именно эту эпоху нужно считать также временем полного расцвета орнаментального рисунка. По словам господина Байе, «в каймах и рамках расцветают все фантазии самого утонченного воображения. Листья и цветы скручиваются в причудливые арабески, целое племя зверей и ослепительно-ярких птиц оживляет их своими играми. Начальные буквы становятся настоящими композициями: тут заяц и страус, стоящие спина к спине у покрытого цветами стебля, образуют букву К, там буква Е составлена из фигур епископа и женщины, которую он благословляет, или фигуры рыбака с удочкой. В рукописях византийцев, даже в тех, которые слабее всего украшены, взгляд никогда не возмутят, как в латинских рукописях, неестественные отталкивающие несоответствия. Начальные буквы не превышают средний размер и остаются небольшими; никогда не случается, чтобы они были грубо растянуты на три четверти страницы или занимали целую страницу. Греческие миниатюристы не перегружали свое искусство и желали всюду соблюдать ту умеренность, ту верную меру, которая является знаком хорошего вкуса.
Однако важно отметить вот что: весьма трудно определить, какую роль играли столичные монастыри в этот второй период византийского искусства. Не только точное происхождение большинства этих рукописей с миниатюрами почти всегда неизвестно, но к тому же с начала IX века наряду с монашескими школами возникли другие школы, где влияние религии уже не было господствующим. «Направляли вкусы и давали общий тон искусству византийский двор с одной стороны и константинопольские монастыри с другой стороны; гора Афон приобрела достаточно важное значение лишь позже», – писал господин Кондаков. Так что в рукописях этой эпохи мы обнаруживаем следы этих двух течений, деливших между собой византийское искусство: одни персонажи больше похожи на античных, другие всегда соответствуют монашеским традициям. Как пишет господин Байе, «первые – это святые воины, которых обычно изображали в виде греческих эфебов; с их правильными чертами лиц, с изящными и гибкими телами они еще входят в одну семью с красивыми подростками Панафинейских игр. Но рядом с ними святые аскеты с их исхудавшими угловатыми конечностями и грубыми чертами лица, которое словно вырезано из дерева, напоминают о том, что многие Отцы Церкви осуждали красоту. Эти персонажи – иной породы; по их странному облику человек узнает, что они из одной семьи с Симеоном Столпником; именно в самых суровых монастырях воображение монахов создало эти тела, иссохшие от бессонных ночей и постов. Однако святые воины и святые аскеты появляются рядом в миниатюрах Василиева Менология так же, как до сих пор их можно увидеть рядом на стенах византийских церквей. Эти представители противоположных цивилизаций странным контрастом своих форм и показывают, какими живучими были античные понятия, как велико было влияние монахов».