Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Но почему же те каллиграфы, которые сохранили для нас свои имена, постоянно заботились о том, чтобы выглядеть истинно смиренными? Почему с такими мерами предосторожности напоминали читателю, что переписчики книг так же слабы и грешны, как остальные люди, как все монахи? Автору кажется, что эти частые и, если можно так сказать, публичные знаки смирения, которые мы обнаруживаем рядом с именами в подписях монахов, – проявления, но более слабые, того же чувства, которое заставляло большинство из них навсегда оставить свои имена забытыми. Подписавшиеся хотели быть известными лишь под названием грешников; остальные предпочли остаться совершенно неизвестными людям: им было достаточно, что их знает Бог. Один монах, закончив свой труд, сказал: «Кто написал эту книгу? Бог это знает. Для кого? Бог знает и это. Благодарю всемогущего Христа, который поддерживал меня». Дело в том, что с точки зрения наставников, которые учили монахов религиозным добродетелям, труд переписчика, занимавший место посередине между ручными работами и умственными занятиями, был постоянной опасностью для тех, кто им занимался. Можно предположить, что раз монахи иногда чрезмерно гордились своим красивым голосом и спорили между собой о цене за пение даже прилюдно, что было большим соблазном для мирян, то они не всегда могли справиться и с искушением похвалиться своим красивым почерком, а монашеские наказания для каллиграфов дают возможность предположить, что переписчики иногда позволяли себе работать по-своему: сопротивлялись указаниям протокаллиграфа или изменяли оригинал, который переписывали, и что некоторые из них считали, что более способны, чем их братья, изящно, точно и быстро заполнить текстом четверть листа рукописи. В книге святого Никона настоятель спрашивает каждого из монахов своего монастыря, каким ручным ремеслом тот занимается. Один сказал: «Я вью веревки», другой: «Я делаю циновки», третий: «Я делаю решета», четвертый: «Я тку холсты». Дошла очередь до монаха, который ответил: «Я каллиграф». И настоятель сразу сказал: «Каллиграф должен хранить свое сердце смиренным, потому что его занятие располагает его к гордыне». Несомненно, именно из-за сильной боязни поддаться соблазну гордыни, против которой их предостерегали, очень многие переписчики отказались подписать свой труд, предпочитая временной славе среди людей суровое обаяние долга, исполненного ради одного Бога, единственного долга, который достоин награды. Они не считали слишком большой ценой за эту награду добровольно скрыть свое имя непроницаемой тайной.

Как бы то ни было, хотя очень многие имена скрыты, нам остаются труды, а их достаточно, чтобы засвидетельствовать, что в столичных монастырях происходила значительная интеллектуальная деятельность, у которой была благородная и постоянная задача – непрерывно обогащать сокровищницы монастырских библиотек посредством переписки рукописей. Эти «ученые заботы», которыми больше остальных монахов постоянно занимались Неусыпающие, позже продолжались на Святой Горе, в монастыре на Патмосе, в византийской Италии, где существовали религиозные общины, заимствовавшие устав у Студийского монастыря, «которые создали монахам святого Василия такое большое место в истории литературы и до сегодняшнего дня обеспечивают им признательность и уважение».

Глава 3 Монашеские миниатюра и живопись

Труды множества византийских переписчиков рукописей всегда останутся безымянными, но, может быть, у нас есть больше сведений об огромном количестве других подробностей, которые было бы интересно узнать, о многочисленных рукописях, вышедших из каллиграфических мастерских монастырей? В Конституции Студийского монастыря упомянуты пергаменты, которые раздавали его переписчикам. До какого же времени, согласно имеющимся сведениям, рукописи в монастырях создавались только на пергаменте? Разумеется, среди многочисленных рукописей в монашеских библиотеках всегда было несколько таких, которые привлекали к себе внимание богато украшенной обложкой или украшениями в тексте. В каталоге библиотеки монахов Патмоса, который опубликован господином Дилем, первыми перечислены, по его словам, «четырнадцать томов, в основном Евангелиарии (сборники отрывков из Евангелий, предназначенных для чтения при богослужении. – Пер.), обложки которых были украшены орнаментами и фигурами из серебра, иногда позолоченного. Сюжеты этих изображений обычны для византийских религиозных ювелирных изделий – Распятие, четыре евангелиста, Богородица, Богослов, образ Христа или Крест; однако мы не можем точно определить, были эти композиции выполнены в технике барельефа или эмали дополнили богатство материала обаянием красок».