Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Кроме того, уже один объем литературного труда доблестного хрисопольского настоятеля, а также узкоспециальное предназначение большинства его сочинений, написанных для нужд постоянно возобновлявшейся полемики, в которой по необходимости большое место занимали эрудиция, компиляции и дискуссии, в достаточной мере свидетельствуют о том, что Максим вовсе не искал литературной славы; защищая церковь своими произведениями, он не искал никаких заслуг, а желал лишь быть верным и послушным ей. Именно с таким чувством он отправил «святейшему священнику Марину», который, похоже, был главным адресатом его переписки по этим догматическим вопросам, ряд богословских и полемических трактатов по поводу учения о двух волях Иисуса Христа. Другие трактаты, в которых видно то же постоянное беспокойство о вероучении, были посланы монаху Георгию, епископу Никандру, ортодоксальным верующим Сицилии, знаменитому Петру, священнику Феодору и Стефану, епископу Доры. Кроме этих работ, он написал несколько сочинений о двух природах и двух волях Христа, ответы на возражения монофелитов и догматические формулировки. Среди писем, которые остались нам от него, почти во всех идет речь о вопросах, волновавших тогда умы. Многие из тех, кому он обычно писал, были настоятелями монастырей – игумен Георгий, игумен Фалассий, игумен Конон, игумен Полирхоний; своими письмами он делал яснее их убеждения и поддерживал их мужество. Восемь писем, адресованных Полихронию, дошли до нас. Он писал также Пирру, настоятелю Хрисопольского монастыря, а позже – преемнику Сергия на престоле византийских патриархов. Судя по его письму, переписка между этими двумя настоятелями была достаточно активной. Максим просит Пирра объяснить ему в точности, что означает слово «энергейя», потому что, пишет он, «я еще не смог понять, как можно думать и говорить, что существует лишь одна „энергейя“». Затем он добавляет к просьбе подробности, которые не лишены интереса для нас. «Я прошу Вас, почтенный отец; я прошу Вашу Святость благосклонно принять тех, кто принесет это скромное письмо, этих „божественных отцов“, которые ради блага всего монашества терпели опасности такого пути. Я прошу Вас отнестись к ним со всяческим уважением и вниманием и оказать им все почести, которые божественные заповеди предписывают оказывать тем из людей, кто, ведомый желанием небесного, взял себе как правило и единственный образец для своей жизни воплощенное Слово. В этом деле они достойны всех Ваших забот, потому что безупречно несут божественное ярмо добродетели и науки. Но я боюсь, что, написав это, навлекаю на этих посланцев, которые с Вами совершенно не знакомы и еще не испытывали, как велико Ваше добросердечие, упрек в назойливой откровенности и грубой бестактности. Боюсь, что ко мне можно по праву применить направленные против несдержанных людей слова одного языческого философа, который в своем сочинении жаловался: „Улыбка мудреца зажгла несправедливый гнев безумца”. Будьте же, святой отец, снисходительны ко мне, Вашему слуге, и Вашими священнейшими молитвами вымолите мне благосклонность Христа, которому Вы служите в полной чистоте души и в полностью упорядоченной жизни».

Кроме собственно полемических работ, Максим сочинил также много трактатов о Священном Писании. Самый большой из этих трактатов адресован одному из его друзей – монаху Фалассию, настоятелю одного их ливийских монастырей, человеку набожному и очень хорошему знатоку священных книг, который и сам был автором книги о милосердии, воздержании и руководстве душами. Еще святым Максимом была создана «Беседа об Аскетизме» – диалог между молодым братом-монахом и монахом-стариком о главных обязанностях, входящих в состав духовной жизни; в этом диалоге нет почти ничего такого, что нельзя было бы применить к обычным христианам, а не к монахам; написан сборник, куда входят четыре центурии (сотни. – Пер.) изречений о милосердии; сборник посвящен Элпидию, который, видимо, вел монашескую жизнь; сочинены еще две центурии «экономных богословских» высказываний о главных истинах веры, главным образом о тайне Воплощения, и созданы еще «пятьсот изречений», объединенных в главы, на ту же тему и о добродетельной жизни, а также двести сорок три «изречения о нравственности».