Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Читателю уже известно, что Феодор Студит написал большое число ямбических стихов на самые разные сюжеты: мировая история с Сотворения мира, монашеская жизнь и многочисленные обязанности, которые она налагает на монахов, поклонение святым иконам, Дева Мария, Предтеча, церкви, кресты, святой апостол Павел, Иоанн Богослов, святые греческой церкви, главным образом – святые монахи, монастыри, их благодетели, умершие или их могилы.

Нет сомнения, что Феодор сочинял эти поэтические произведения с большим удовольствием, они придавали очарование тому свободному времени, которое оставляли ему его тяжелые и важные обязанности, они облегчали его страдания в изгнании и его горести в тюрьме. Само разнообразие этих маленьких стихотворений, которые он писал по любому поводу, и их большое число доказывают, что пламенная и воинственная душа настоятеля Студийского монастыря до конца оставалась чувствительной к изяществу античных литературных форм, легко доступной волнению и жаждавшей идеала, как душа поэта.

Его ученики не полностью утратили вкус к этим умным способам отдыха; можно процитировать много отрывков из их сочинений, которые написаны по всем правилам античной метрики. В начале IX века биограф патриархов Тарасия и Никифора сочинил стихотворный пересказ басен Эзопа и маленькую драматическую поэму из 143 ямбических триметров «о грехе Адама», которая стала «первой попыткой написать поэму на сюжет о „Потерянном Рае“».

Но по словам господина Бикеласа, в этих многочисленных попытках продолжателей Античности, если не считать самые совершенные произведения первого среди них, святого Григория Назианзина, «напрасно было бы искать жар и своеобразие подлинного поэтического вдохновения. Произведения этих поэтов свидетельствуют о живучести классических традиций, делают честь познаниям и порой вкусу их авторов, представляют интерес как памятники литературы, но далеки от поэтического выражения истинных чувств». Настоящую поэзию византийцев надо искать в других местах. Метрические гимны, сложная и ученая поэзия, никогда не были по вкусу народу и никогда не были в такой чести, как литургия. Дело в том, что древнее различение долгих и кратких гласных, основа классической поэзии, в первые века христианской эры начало исчезать и уступать место другой схеме – силлабическому ритму, основанному на изосиллабизме и омотонии, то есть на числе слогов и на том, где стоят ударения. Этому ритму было суждено полностью обновить поэзию христианской Греции.

Следы этой склонности заменять ударением принцип количества слогов можно обнаружить уже раньше IV века. Затем, «со временем ударение все дальше вторгалось на территорию количества и в конце концов свергло его с престола. Ударение торжествует, оно – основа поэзии всех времен. С первых лет христианской веры ударению было предназначено создать новую поэзию, самым благородным явлением в которой стали, бесспорно, гимны греческой и латинской церквей. Начиная с IV века византийские поэты больше не учитывают просодию: место количественного ритма занимает ритм, подчеркнутый ударениями».

Первыми по времени из самых выдающихся произведений новой поэзии являются два гимна Григория Назианзина – его вечерний гимн и «Наставление девственнице», которые оба написаны без какой-либо заботы о древних правилах метрики. К ним надо добавить сочиненное неизвестным автором песнопение в честь Святого Креста, которое кардинал Питра считает одной из древнейших христианских поэм. Как отметил этот же ученый, «может показаться странным, что церковь, на Востоке более суровая, чем на Западе, отвергла классические формы и предпочла более низкую по стилю поэзию. На Западе она свободно заимствовала у святого Амвросия, у Пруденция, у Седулия, у Фортуната ударения, от которых не всегда отреклась бы античная муза. Даже на Востоке золотой век армянской и сирийской поэзии благородно отдал дань этому же предпочтению. Как у греков бесчисленное множество ученых стихотворений – поэзия вдохновенного богослова Григория Назианзина – вся была изгнана из церкви и не нашла пощады даже в дорогой ему константинопольской церкви Святой Анастасии? Почему ничьей осторожной руке не поручили незаметно подобрать со страниц несколько строф если не из псалмов Аполлинария или гимнов Синезия, то по крайней мере из „Гимна детей“ Климента Александрийского, из изящного Евангелия Ноннуса, из чистых, если и не классических, ямбов Георгия Писидийского и Мануила Фила или, наконец, из произведений самих сочинителей гимнов, например Феодора Студита и святого Софрония, которые, кроме своих священных гимнов, оставили после себя анакреонтические и ямбические стихи, настолько же многочисленные, насколько изящные? Почему силлабический ритм возобладал везде, если не считать очень редких исключений?».