Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Мы не станем рассказывать здесь историю того, как кардинал Питра сделал восхитительное открытие – определил законы этой новой греческой богослужебной поэзии, которая, по правде говоря, была единственной поэзией, когда-либо существовавшей у византийцев. Не будем мы и повторять рассказ о том, как благодаря ему «песнопения древней и великой церкви, двадцать томов, от четырехсот до пятисот рукописей, были возвращены греческой поэзии. Этот обширный грандиозный памятник византийской гимнографии, все основы и все составные части которого появились до раскола, творение святых, таким образом стал еще и творением муз. Триста мелодий должны занять свои места в истории литературы. Наконец появилось средство точно восстановить текст древнейшей из торжественных молитв, которую греческая церковь передала всему славянскому и восточному миру, способ очистить от всех примесей чистое золото первоначальных гимнов». Мы также не будем выяснять, была эта религиозная поэзия творением самого греческого духа или лишь подражанием приемам древней восточной поэзии, главным образом еврейской и сирийской, и осталось ли в новой силлабической поэзии что-нибудь из классической античной просодии. Все эти вопросы содержат в себе тонкости и трудные задачи, которые можно решить лишь в результате долгих разработок; к тому же ответ на них не может быть полным и окончательным до тех пор, пока не будут опубликованы если не все, то по крайней мере большинство поэтических произведений, разбросанных по двадцати томам литургической поэзии греков. Нужно было бы написать целую книгу, чтобы объяснить, какого вида богослужения были у монахов византийской церкви, из чего эти богослужения состояли, какие изменения были в них внесены, какие приращения к ним добавлялись одно за другим, и дать точное определение понятию «аколуфии» в столичных монастырях (слово «аколуфии» означает сборник неизменяемых песнопений суточного круга богослужений. – Пер.). Было бы интересно также выяснить, какой была роль монахов-гимнографов в создании этих богослужебных обрядов; в результате получилась бы целая история греческой гимнографии, монахи бы заняли в этой истории почетные места, что не умаляло бы заслуг тех немногих великих епископов и патриархов, которые, вводя новые праздники, побуждали или вдохновляли сочинителей создавать новые песнопения. И какую часть этой гимнографической литературы следует считать возникшей в константинопольских монастырях и конкретно в монастырях студийских монахов, а какую в палестинских обителях; иначе говоря, какие песнопения берут начало в «Типиконе» студитов, а какие в «Типиконе» савваитов. Влияния этих двух ритуалов в течение столетий поддерживались так же, как вначале, или равновесие между соперничающими традициями было нарушено в пользу одной из них в какую-то эпоху (в какую, было бы важно уточнить)? Если равновесие в богослужении нарушилось, то какой была причина этого и какие последствия имело это событие?

Не отвечая на эти вопросы, достаточно будет указать, какое большое поле еще осталось для открытий в области греческой гимнографии. Сам он дальше предлагает читателю лишь краткое описание основных этапов монашеской гимнографии, следуя за кардиналом Питрой и за несколькими учеными, которые начали освещать эту густую тьму.

Точная дата возникновения новой гимнографии неизвестна. Возможно, ее начало надо искать в еретической поэзии Валентина, Василида, Вардесана (Вардесан – сирийский философ, богослов и поэт, гностик, создатель сирийского литературного языка. – Пер.) и Ария и в гимнах, которые противопоставляли их сочинениям ортодоксы. Но по упомянутым раньше отрывкам читатель уже видел, что еще в IV веке, при Златоусте, в Константинополе был введен новый тип пения псалмов, а в V веке это нововведение уже одержало победу в большинстве восточных монастырей.

Самые ранние известные нам гимнографы носили имена Анфим и Тимокл; по свидетельству Феодора Чтеца (Феодор Чтец – историк церкви, жил в конце V – начале VI века. – Пер.) и Феофана, эти двое «цвели» примерно в 457 году; ни одно их произведение не сохранилось. Примерно в это же время упомянутый Анфим и другие мелоды – Маркиан, который позже был великим экономом патриаршей базилики, монах Иоанн и богатый византиец Сетас – объединились вокруг самого известного из них, святого монаха Авксентия. По словам современника и ученика Авксентия, ставшего его биографом, этот святой до того, как стать монахом в окрестностях Халкидона, был в столице примером самых суровых аскетических добродетелей. Он любил вместе со своими товарищами приходить в церковь Святой Ирины, стоявшую на берегу моря, и свято проводить там ночи в молитве и пении духовных стихов. Там были два хора – мужской и женский, и блаженный Авксентий возглавлял певших священные гимны.