Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Мы не знаем, в какой степени константинопольские ортодоксы прислушались к непрерывным и настойчивым просьбам Златоуста молиться публично и петь псалмы и песнопения. Очень похоже, что в этом случае, как всегда, людям было трудно заставить себя подчиниться и что равнодушие многих ортодоксальных горожан стало причиной многих разочарований отважного и доверчивого прелата. Но можно ли сказать, что он слишком много требовал от современных ему христиан? Ведь в эти же годы в другой части империи, у ворот Иерусалима и во всей Палестине, осуществлялся тот идеал, которого Златоуст мечтал достичь. Разве святая Павла из своего вифлеемского уединения не писала другому знаменитому римлянину, святому Маркеллу: «Здесь, куда бы человек ни направил свои шаги, он слышит благочестивые песнопения; пахарь, толкая свой плуг, поет „Аллилуйя!“; жнец под жгучим солнцем прогоняет свою усталость, напевая псалом; виноградарь, обрезая свою лозу изогнутым серпом, повторяет гимны Давида. Это здешние напевы; это местные любовные песни, никаких других нет; это припевы пастухов и романсы крестьян».

Того, что святой Иоанн Златоуст напрасно старался ввести для своего народа, на несколько лет раньше святой Василий добился от жителей Кесарии. Василий много раз в своих проповедях старался показать своим слушателями всю красоту псалмов, пользу псалмов для христианской жизни и в особенности входящие в них поучения и содержащееся в них «совершенное богословие». Монаху-отступнику он напоминает о сладких слезах, которые тот когда-то проливал во время ночного пения псалмов. Павшей девственнице он описывает все исчезнувшее очарование ее когда-то таких безмятежных дней, ее таких светлых ночей, духовных песнопений, гармоничных псалмов и святых молитв. Когда священнослужители из Неокесарии упрекнули его, как за преступление, за то, что он ввел в своей церкви антифонное пение псалмов, он послал им в ответ красноречивое оправдание своего поступка. Наши нынешние обычаи, писал он, соответствуют обычаям всех церквей Бога. Примерно в середине ночи народ идет в молитвенный дом. Затем, разделившись на два хора, эти люди поют по очереди, сосредоточивая внимание на смысле священных слов и удалив от своих душ все посторонние мысли. После этого одному поручают петь мелодию, а остальные ему отвечают. Ночь проходит в разнообразном пении псалмов, которое иногда прерывается одиночной молитвой. Если вы откажетесь от общения с нами по этой причине, добавляет Василий, вы также должны будете разорвать отношения с церквями Египта, обеих Ливий, Фиваиды и Палестины, Аравии, Финикии, Сирии и Евфрата, одним словом, со всеми, кто любит священные бдения, молитвы и совместное пение псалмов.

Это антифонное пение, которое в то время, когда писал святой Василий (375 год), уже в стольких церквях пришло на смену древнему пению псалмов «с ответами» и позже за двадцать лет завоевало весь греческий Восток, «в своей первоначальной простоте было достаточно монотонным напевом, но он сразу же стал мелодией, в одинаковой степени разнообразной и выразительной». В 387 году Флавиан, епископ Антиохийский, приехав в Константинополь, чтобы успокоить гнев Феодосия, напрасно пустил в ход все возможности молитвы и слезной просьбы: император не смог забыть свои гнев и обиду. Тогда епископ догадался попросить мальчиков-подростков, которые обычно пели за столом государя, спеть антиохийские просительные псалмы. Феодосий был растроган этой выразительной и волнующей новой религиозной музыкой. Его гнев уступил место милосердию и прощению. Слезы умиления упали в чашу, которую государь держал в руке. Значит, неудивительно, что эта антиохийская музыка, действие которой было таким сильным, когда ее впервые услышали в Константинополе, была столько раз прославлена Василием и Златоустом и введена ими в подчиненные им церкви. Несомненно, эта новинка какое-то время была предназначена привлекать и удерживать простых верующих; но вскоре, когда чары новизны стали слабеть, на ночные службы стали приходить лишь те, кто был обязан делать это согласно своему своду правил, то есть девственницы и монахи. Даже похоже, что монахи были самыми пылкими пропагандистами музыкальных нововведений Василия и Златоуста. В письме архиепископа Кесарийского, которое автор этой книги уже цитировал, видно, что критики Василия упрекали его в том, что он установил в подчиненной ему части церкви новый, до этого неизвестный там образ жизни, когда стал поощрять создание мужских и женских религиозных общин; вторая претензия, а именно введение новшеств в пение псалмов, видимо, вставлена в первую, как привитый черенок в ветку: она присоединена к первой и является лишь ее развитием.