Читаем Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии полностью

Затем Христос показывает апостолам зрелище страданий, которые им придется вытерпеть, – много раз позор, тесные тюрьмы, жестокие пытки; но Учитель будет с ними во всех злоключениях и горестях, до конца веков.

Похоже, что эти мрачные предсказания немного встревожили полных надежды апостолов. Апостолы восклицают: «Какие ужасные угрозы, полные страха и смерти! Мы надеялись бежать от всех этих зол, присоединившись к Тебе, и вот Ты обрекаешь нас на самое ужасное будущее, наш Спаситель; Ты звал нас на отдых, и вот Ты уже натираешь нас маслом перед борьбой!»

Спаситель снова берет слово, и похоже, что его призывы становятся более энергичными и настойчивыми. Он объясняет апостолам, что им необходимо пострадать по его примеру ради спасения мира, призывает их к милосердию, к усердию при обращении в веру грешников, к радости и мужеству. Теперь они посвящены в его веру, они его друзья, его сыновья и его сонаследники. Они свет для мира; если Учитель – солнце, то ученики – его лучи. Они – верные хранители божественных сокровищ, ключей от неба, распределители даров, данных обратившемуся к вере Адаму, и столпы церкви.

Наконец, звучит последний тропарь, который завершает всю поэму и еще раз выводит перед слушателями ее действующих лиц. «Итак, спасайте мир, – говорит Христос апостолам, – и крестите людей во имя Отца, и Сына, и Святого Духа». И апостолы, укрепленные его речами, отвечают своему Создателю: «Ты Бог, рожденный до начала веков, и Тебе не будет конца! Мы исповедуем, что Ты вместе с Твоим Отцом и Святым Духом, наш единственный Господин! Но будь с нами, будь для нас, о Ты, единственный, знающий тайну сердец!»

Легко было бы привести и другие цитаты из поэтических произведений Романа Мелода (Сладкопевца), но короткий обзор той поэмы, которую автор только что проанализировал, будет, возможно, достаточным, чтобы показать, как прекрасно этот гимнограф умел придать своему произведению драматическую форму. Кажется, что сначала поэтическая речь звучит неуверенно, но вскоре, в ирмосе, она находит тот ритм, который лучше всего соответствует мысли; после воззвания в античном стиле местом действия становится гора Вознесения. Христос, верховный пастырь, окруженный своими апостолами, как пастух своими овцами на древних римских мозаиках, устраивает им смотр одному за другим, говорит с ними, они задают ему вопросы, он им отвечает суровыми советами и словами любви, которые вызывают у них всех изумительное пылкое исповедание веры. По мере того, как разворачивается поэма, ритм строф становится энергичнее и быстрее, участники действия сменяют один другого на сцене, диалог оживляется, и перед нами уже не просто песнопение или лирический гимн, а настоящая драма.

Этот драматизм проявляется во всех произведениях Романа Сладкопевца. Роман – выдающийся мастер, когда описывает место действия или выводит на сцену действующих лиц. Начиная повествование на библейскую тему, он уже способен найти удачные сопоставления и неожиданные эффекты. Он наделяет свои стихи, кроме блеска роскошной мелодии, изяществом прекрасного поэтического языка, размеренного и ритмичного, в котором он умеет разнообразить интонации так, чтобы они соответствовали темам, о которых он поет, или действующим лицам, чьи слова он пересказывает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Соборный двор
Соборный двор

Собранные в книге статьи о церкви, вере, религии и их пересечения с политикой не укладываются в какой-либо единый ряд – перед нами жанровая и стилистическая мозаика: статьи, в которых поднимаются вопросы теории, этнографические отчеты, интервью, эссе, жанровые зарисовки, назидательные сказки, в которых рассказчик как бы уходит в сторону и выносит на суд читателя своих героев, располагая их в некоем условном, не хронологическом времени – между стилистикой 19 века и фактологией конца 20‑го.Не менее разнообразны и темы: религиозная ситуация в различных регионах страны, портреты примечательных людей, встретившихся автору, взаимоотношение государства и церкви, десакрализация политики и политизация религии, христианство и биоэтика, православный рок-н-ролл, комментарии к статистическим данным, суть и задачи религиозной журналистики…Книга будет интересна всем, кто любит разбираться в нюансах религиозно-политической жизни наших современников и полезна как студентам, севшим за курсовую работу, так и специалистам, обременённым научными степенями. Потому что «Соборный двор» – это кладезь тонких наблюдений за религиозной жизнью русских людей и умных комментариев к этим наблюдениям.

Александр Владимирович Щипков

Религия, религиозная литература