Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

И действительно, Роман работал над всеми сюжетами, входящими в литургический круг. Он создал произведения в новом поэтическом стиле, нежном и гармоничном, для главных праздников в честь Спасителя – Рождества Господня, Богоявления, Сретения, Страстей Господних, Воскресения, Вознесения, а также в честь Пресвятой Девы, Апостолов, Предтечи и всех Святых. В его строфах перед нами по очереди появляются младенец Иисус, Богоматерь, пастухи, волхвы, ангелы, пророки, святые Ветхого и Нового Заветов, Адам, Ной, целомудренный Иосиф, несвятой монах-столпник Симеон и даже демоны. «Это уже мистерия – такая, которую дух латинского Средневековья создаст на несколько столетий позже. Но это мистерия греческая, мистерия мелодов, и в ней один за другим слышны отголоски старинной греческой традиции; в этих строфах иногда словно проносится, как дуновение ветра, дух Гесиода, Пиндара, Софокла или Платона». Если подумать о том, что Роман, можно сказать, в один миг достиг совершенства в своем искусстве и что у него возвышенная мысль и глубина учения соединяются с лирическим вдохновением и полным знанием всех секретов новой поэзии, то не покажется удивительным, что его сочинения сразу завоевали самый великолепный тогда храм в мире, церковь Святой Софии, и самую великолепную аудиторию, о которой может мечтать поэт. Чтобы оценить поэзию Романа, ее нужно было бы услышать именно там, среди византийцев, с их ярким и утонченным умом, в присутствии всемогущего базилевса и святейшей базилиссы, которые слушают ее во всем блеске императорского величия и священной торжественности своих сверкающих нарядов и окружены множеством сановников, военных, придворных знатных женщин, а всех их окружает целая толпа народа. «Начинается богослужение: священники в своих роскошных просторных облачениях проходят по церкви длинными вереницами и собираются вокруг трона патриарха, второго государя империи. Обряд совершается с теми пышностью и достоинством, которые заставляли онеметь от удивления западных варваров. Наступает момент, когда должен прозвучать гимн монаха-поэта. Корифей или преподаватель пения собирает певчих в хоры и готовится ими дирижировать, чтец поднимается на амвон, держа в руках свиток пергамента, на котором написаны стихи и к ним добавлены красивые миниатюры, нарисованные ослепительно-яркими красками. Народ становится внимательным, потому что любит своих мелодов, красивые богослужебные обряды пробудили в нем его старинную веру и идеально настраивают людей на то, чтобы слушать и понимать вдохновение мелода. Ожидания народа не обмануты. Начинается пение, стихи и строфы следуют друг за другом, их интонации и ритм ложатся на ласковый и нежный напев, который пробуждает внимание, но не поглощает его и дает словам всю их силу и выразительность».

Другая особенность, которую нередко можно обнаружить уже в стихотворениях Романа Сладкопевца и которая стала чаще встречаться у более поздних гимнографов, – хорошо заметная склонность к рифме и ассонансу. Например, двадцать три тропаря его песнопения «Предательство Иуды» не только связаны между собой акростихом «смиренного Романа поэма», точным совпадением количества слогов и повторением ударений ирмоса; почти все они еще зарифмованы, и в них часто встречается ассонанс. Кроме рифмованных строф, в которых очень часто повторяются похожие окончания слов и которые можно сравнить со стансами самых ранних французских поэтов, во многих гимнах Романа, особенно в его песнопении о «Духовной смерти монаха», заметна склонность к тому, чтобы одно и то же окончание оказывалось в конце двух соседних строк.

Было бы легко привести много примеров таких смежных рифм в стихотворениях Романа. Перекрестные рифмы тоже часто встречаются в них.

Но самые яркие примеры этой тенденции в византийской религиозной поэзии дополнительно усиливать монотонность ассонансом не относятся к творчеству «князя старинных греческих мелодов». Нигде нет более очевидных ее примеров, чем в знаменитой изящной поэме «Акафист», которую сложил патриарх Сергий по поводу снятия аварами осады с Константинополя (626).

За Романом и Сергием в этом ряду стоит целая группа поэтов – элита античных мелодов, о которых известны только их имена, сохранившиеся в заголовках рукописей, – Георгий, Дометий, Кириак, Киприан, Николай, Иовий, Андрей, Пирр, Византий, Василий Монах, Мавролеон, Стефан. Они были соперниками и, кажется, современниками иерусалимских гимнографов, носивших имена Илья, Орест, Софроний, Анастасий (это был самый плодовитый и самый известный из всех), а также Григория и Феодосия Сиракузских и Арсения Александрийского.