Читаем Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии полностью

Хотя положение о наказаниях, несмотря на последующие дополнения, в основе всегда было тем же, в его применении за время от святого Василия до святого Феодора возникли достаточно большие различия. Например, настоятель Студийского монастыря очень часто применяет посты и отделение от общины, которые крайне редко встречаются у святого Василия в его перечне наказаний. Святой Феодор приговаривает к посту не только монахов, пренебрегающих изучением псалмов или отсутствующих в трапезной, как делал Василий, но и тех, кто отсутствовал на каком-либо богослужении или недостаточно старательно участвовал в нем; кто не слушает уроки основ веры, которые дает ему игумен; кто не меняет одежду каждую неделю; кто держит у себя какую-нибудь вещь без разрешения настоятеля; кто ведет мирские разговоры; кто не выполняет предписанную ему епитимию; кто ест вне трапезной; кто чувствует искушение нарушить воздержание, и вообще всех, кто явным образом проявляет непослушание. Лишение святого причастия у святого Василия предписано лишь три раза – для тех, кто владеет чем-либо в монастыре или вне его, кто выходит из своего монастыря без разрешения и кто замышляет его покинуть. Это действительно были тяжелые провинности для монахов, давших обет жить бедно и постоянно находиться в своем монастыре. Святой Феодор назначал за эти провинности то же самое наказание, но определил его продолжительность и добавил дополнительные епитимии. У него тот, кто владел какой-нибудь вещью тайно от игумена, лишался святого причастия на пятнадцать дней, кроме того, должен был питаться только хлебом и водой и пятьдесят раз преклонить колени. Тот, кто выходил без разрешения, должен был кроме основного наказания, которое продолжалось восемь дней, преклонять колени сорок раз. Для того, кто планировал тайком выйти из монастыря или покинуть его, наказание продолжалось тридцать дней, к нему добавлялись сто коленопреклонений каждый день и сухоядение. В «Епитимиях» студийских монахов это же наказание назначалось и за многие другие провинности: им карали, например, монаха, который посмел противоречить настоятелю, сел за стол для мирян, смеялся в общественном месте, появился на людях без капюшона или поцеловал женщину, даже родную мать, даже в праздник Воскресения Христова. Намного дольше было отлучение от причастия за все прегрешения против монашеской трезвости и против воздержания. На двенадцать лет отлучали монаха, который бежал из своего монастыря.

Отделение от общины у святого Василия – самое частое наказание; Феодор применяет его реже. Первый из них сам установил длительность отделения за некоторые провинности – восемь или пятнадцать дней, но обычно оставлял это на усмотрение игумена. Второй же всегда точно определял длительность наказания. В зависимости от тяжести проступка оно могло продолжаться один день, три дня, восемь, двенадцать или пятнадцать дней и в некоторых случаях дополнялось постом и коленопреклонениями. Провинности, за которые полагалось наказание отделением, у обоих писателей-монахов почти всегда одни и те же – прегрешения против порядка монастырской жизни, против милосердия к другим братьям и против послушания настоятелю; причем второй из них явно имел склонность увеличивать суровость этой кары. Например, монаха, который отказывался помириться с другим братом, святой Василий наказывал отделением на неделю, а святой Феодор Студит – отделением на две недели, сухоядением и пятьюдесятью коленопреклонениями. Монаха, который по небрежности забыл причаститься, святой Василий только лишал благословения и ничего не написал о тех, кто отсрочивает исповедь. Настоятель Студийского монастыря приговаривал к отделению на один день тех, кто по собственному почину пропускал святое причастие или пятнадцать дней не приближался к таинству покаяния.

Наказание коленопреклонением было неизвестно святому Василию, а среди студийских епитимий оно – самое частое. Как единственное наказание оно назначалось за легкие нарушения дисциплины. Им карали того, кто во время литургии больше одного раза выходил из церкви или садился, кто не повиновался третьему удару била, кто не покидал трапезную сразу после молитвы, кто болтал или смеялся после повечерия, кто кричал слишком громко, кто не отвечал сразу, если его звали, кто за столом улыбался или вел бесполезный разговор, кто в воскресенье не надел свою великую одежду, кто спал ночью без пояса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Соборный двор
Соборный двор

Собранные в книге статьи о церкви, вере, религии и их пересечения с политикой не укладываются в какой-либо единый ряд – перед нами жанровая и стилистическая мозаика: статьи, в которых поднимаются вопросы теории, этнографические отчеты, интервью, эссе, жанровые зарисовки, назидательные сказки, в которых рассказчик как бы уходит в сторону и выносит на суд читателя своих героев, располагая их в некоем условном, не хронологическом времени – между стилистикой 19 века и фактологией конца 20‑го.Не менее разнообразны и темы: религиозная ситуация в различных регионах страны, портреты примечательных людей, встретившихся автору, взаимоотношение государства и церкви, десакрализация политики и политизация религии, христианство и биоэтика, православный рок-н-ролл, комментарии к статистическим данным, суть и задачи религиозной журналистики…Книга будет интересна всем, кто любит разбираться в нюансах религиозно-политической жизни наших современников и полезна как студентам, севшим за курсовую работу, так и специалистам, обременённым научными степенями. Потому что «Соборный двор» – это кладезь тонких наблюдений за религиозной жизнью русских людей и умных комментариев к этим наблюдениям.

Александр Владимирович Щипков

Религия, религиозная литература