У меня начинается настоящая паника, хотя и есть крохотная надежда, что это просто шутка или недоразумение. Из последних сил я пытаюсь шутить, что в этом нет ни малейшей необходимости и что я и сама могу поделиться с кем угодно Божьей любовью, но сейчас к этому не расположена… В этот момент рука дяди Джона сжимает мою, и он подталкивает меня к кровати. Любые дальнейшие слова бессмысленны.
Я настолько приучена не отказывать и подчиняться старшим, что у меня просто нет слов, чтобы возразить. Я бы сейчас очень хотела убежать, но у меня нет ни машины, ни телефона, ни денег. Получается — у меня нет выхода.
Матрас прогибается под моим весом, и чувство беспомощности волком воет внутри.
Он переворачивает меня на спину и снимает с меня одежду. Я же просто смотрю в потолок, пытаясь сосредоточить все свое внимание на крошечных светодиодных лампочках. Они похожи на маленькие звездочки, и я лечу к ним навстречу, спасаясь от того, что происходит с моим телом.
Дядя Джон говорит, что хочет сделать так, чтобы мне было приятно. А мне наоборот противно, что он делает вид, будто происходящее имеет хоть малейшее отношение ко мне или моему удовольствию.
Мне ненавистно, что он оправдывает этот поступок стремлением показать мне свою любовь. Я уверена, что он убедил себя в том, что стоит ему только заняться со мной сексом, как я смогу почувствовать его любовь и испытать наслаждение, и захочу остаться в Семье.
Но он знает, что я этого не хочу. Последние месяцы он не раз предлагал мне с ним «поделиться», даже однажды прислал свою жену, чтобы та сказала мне, что вовсе не возражает. Я отклоняла его предложения так вежливо, как только могла, надеясь, что он, как сострадательный друг, не пожалуется на меня за отказ. Но теперь я в ловушке.
Я должна лежать и терпеть. Кричать бесполезно — эти комнаты имеют хорошую звукоизоляцию. Драться… Он намного сильнее меня. Мне приходит в голову мысль, что если я притворюсь, что мне это нравится, то он кончит быстрее. Но это выше моих сил. Я просто хочу, чтобы все как можно быстрее закончилось, а как это будет — уже неважно.
Я ненавижу его. И ненавижу еще сильнее, потому что когда‑то он мне нравился. Я доверяла ему. Я считала его своим другом.
Когда он кончает, я еще некоторое время неподвижно лежу на спине. В просвете между физической и душевной болью мне ясно только одно: я никогда не вернусь в Семью.
Глава 27
В свободном плавании
Странно снова оказаться в Макао, особенно в полном одиночестве. Я не была здесь несколько лет, и город кажется меньше, чем я его помню.
Старый друг папы — Адриано — нанял меня на лето для обучения английскому языку 150 новых сотрудников его частного игорного клуба «Легенда», который скоро откроется.
Поскольку все свои деньги я потратила на авиабилеты, у меня нет возможности снять квартиру или номер в отеле. Адриано вызвался мне помочь и познакомил меня с женщиной, которая готова сдать спальню в своей маленькой квартирке примерно за 100 долларов в месяц. Комната крохотная, но хозяйка готова ждать арендную плату, пока я не получу свой гонорар.
В свой первый день в клубе «Легенда» я занимаюсь тем, что делю 150 своих студентов на классы в зависимости от их уровня знания английского языка. Это будет сложно, но я не имею права потерпеть неудачу. Это мой единственный способ заработать деньги. В моем распоряжении всего несколько учебников по английскому языку, и с их помощью я создаю десять различных учебных программ. Это будет очень интенсивная работа — и для меня, и для моих учеников.
В течение двух месяцев мы учим новые слова, строим простые предложения, ведем диалоги. Я очень довольна своими учениками.
Утром в субботу я отправляюсь на рынок за продуктами. К тому времени, как я заканчиваю делать покупки, уже палит солнце, а мне предстоит еще проделать длинный путь домой. Когда я возвращаюсь в свою квартиру, руки буквально отваливаются от тяжелых сумок. Дома я падаю на ближайший стул в прихожей и, отказываясь больше изнывать от жары, иду в комнату хозяйки, чтобы одолжить вентилятор.
Она возвращается домой, на ходу приветствует меня своим обычным кряхтением и идет в свою комнату, но тут же врывается обратно в гостиную, крича и размахивая руками. Я не понимаю, что происходит. Она кричит об «уважении частной жизни людей», «чужих вещах» и «воровстве». Я сижу как громом пораженная, пока до меня, наконец, не доходит. Вентилятор. У нее из комнаты пропал вентилятор.
В Семье мы свободно берем друг у друга вещи, не спрашивая разрешения, и уж точно никто не злится, если кто‑то входит в его комнату. У нас принципиально все общее, и право собственности осуждается.
Я пытаюсь успокоить квартирную хозяйку, но безуспешно. Не считая отца, я никогда не видела никого таким злым. В Семье кричать недопустимо. Независимо от того, насколько велико нарушение, мы должны все разногласия улаживать с любовью.
Пока я подбираю слова, она кричит: «Я хочу, чтобы ты немедленно отсюда убралась!» — и вылетает из квартиры.