Монашка и дракон

— Присмотрю, милорд, — ответила я уныло.

— Тогда спокойной ночи, — сказал Дилан, бросив на меня темный взгляд. — Не буду мешать, — он закрыл за собой двери, и я тут же уселась в кресло, вытянув ноги.

— Перебрал за ужином, — признался мне дракон, закладывая руки под голову. Он забросил ногу в сапоге на постель, и я укоризненно покачала головой. — Даже не смотри так, — хохотнул он, — у меня все равно нет сил, чтобы раздеться.

— Тогда почему не позволили брату помочь вам?

— Хотел, чтобы он поскорее убрался. Хотел поглядеть на тебя, чтобы никто не мешал. Ты такая красивая, — он смотрел из-под ресниц и улыбался, блестя зубами. — Теперь всегда будешь носить только красивые платья.

— Милорд, — сказала я, переводя взгляд на носки собственных туфель, видневшиеся из-под подола. — Зачем эта игра? Я никогда не изменю своих намерений относительно вас. Благодарю за подарки, но лучше бы вам не тратиться на меня.

— Позволь, я сам решу, на кого мне тратиться, — перебил он. — И не надо этих речей, сегодня ничего не хочу об этом слышать.

— Вы как ребенок, — поругала я его и поднялась из кресла.

— Уходишь? — тут же спросил он.

— Сейчас уйду, — пообещала я и один за другим стащила с него сапоги, а потом помогла снять камзол. — У вас ноги ледяные, укутайтесь получше.

— Ты так заботлива, моя Виенн, — чуть не промурлыкал он. — И добра, как ангел. А тебе известно, что означает — разуть мужчину?

— Понятия не имею, — ответила я, уже догадываясь, куда он клонит.

— В древности это означало признать его власть, как мужа.

— Я уже сто раз вам говорила, — сказала я, подсовывая ему под голову подушку, — что хочу только свободы. Не заставляйте меня повторять это снова и снова.

— Может, я заставлю тебя передумать?

— Интересно — как? — невинно спросила я.

Он попытался поймать меня за руку, но я легко увернулась.

— Проклятое вино, — пробормотал дракон и сказал громче: — Разве мои чувства не заслуживают хотя бы жалости с твоей стороны?

— Ни капли, — заявила я, пододвигая жаровню к постели. — Пока я не видела никаких чувств, только слышала красивые слова. Уверена, вы говорили то же самое всем женщинам до меня, и повторите то же тем женщинам, которые будут после.

— Почему ты не веришь, глупая, — только и протянул он. — Ты не рз… ты не разр… Тьфу! — он пытался что-то сказать, но язык заплетался. — Вот зачем столько пил? Даже говорить не могу… а хотел сказать тебе так много. Дай воды? Вино было такое кислое, что обожгло мне язык.

Противный холодок пробежал по спине. Я медленно подняла голову и спросила:

— Что? Обожгло язык? Как вы себя чувствуете?

— Как чувствую? Пьян настолько, что не могу пошевелиться, — ответил дракон с притворным сожалением. — Иначе ты бы уже точно не была девушкой.

Я схватила светильник и подскочила к кровати:

— Посмотрите на меня! — я повернула его лицо к свету, прижав ладонь к холодной драконьей щеке.

— Ах, Виенн, ну что за нежности так не вовремя? — начал ворчать Гидеон, но я его не слушала.

— Вы очень бледный, и зрачки у вас расширенные, — продолжала я, осматривая его. — Вас не мутить? Тошнота есть?

— Есть немного, — признал он. — Думаешь, вино было тухлым?

— Покажите язык! — велела я, уже на грани паники.

Он послушно открыл рот, и мне понадобился лишь один взгляд, чтобы увериться, что происходит. Я бросилась к двери, и дракон удивленно позвал, не вставая с постели:

— Куда ты, Виенн?

— За лекарем, — торопливо ответила я с порога. — Вы отравлены, милорд!

47. Смерть подкрадывается незаметно (часть третья)

Через четверть часа в спальне дракона стало тесно. Дилан бесновался возле постели брата и орал на лекаря — сухонького старика с кучей помощников, который нащупывал пульс, оттягивал дракону веки и дергал себя за бороду, пытаясь поставить диагноз. Конкубин не пустили, но Ингунда прорвалась в комнату и теперь стояла на коленях у изголовья кровати, прикладывая к макушке дракона серебряный крест и беззвучно шевеля губами — наверное, читала молитву. Сэр Нимберт тоже был приглашен, но не вмешивался в лекарский осмотр, а отошел в угол, словно спрятавшись от света светильников. Меня тоже хотели прогнать, но дракон рявкнул что-то нечеловеческое, и Дилан махнул рукой, разрешая остаться. Я встала рядом с сэром Нимбертом, с ужасом глядя на бледное лицо милорда Гидеона — теперь он был белее подушки и не открывал глаза, а когда пытался говорить — у него не всегда получалось делать это членораздельно.

— Расширенные зрачки, обожженная слизистая рта и его мутит, — сказала я вполголоса, так что услышал только сэр Нимберт.

Он ничего не ответил, только кивнул.

— Вы тоже думаете, что это болиголов? — спросила я.

Он опять кивнул.

Я ждала, что сэр Нимберт хоть что-то скажет, что-то сделает, но бывший рыцарь, а нынче — лекарь из конюшни, смотрел на страдания дракона молча и даже безучастно. Я не смогла это вытерпеть, тем более лекарь как раз решил дать дракону подогретого молока в качестве противоядия.

— Не давайте ему молока! — от моего крика лекарь чуть не уронил кружку, а Дилан разразился руганью.