Монашка и дракон

Мы вздрогнули, как один, когда в его голосе послышались нечто нечеловеческое. Что касается Ингунды — она побледнела, как соль, и тихо ответила:

— Я не хотела погубить вас, клянусь…

— Милорд, — попросила я, — позвольте посмотреть эту книгу?

Дракон кивнул, и я подошла к столу. Нет, я не была такой смелой, как хозяин Гранд-Мелюз, и предпочла переворачивать страницы серебряной вилкой, которую взяла с одного из приборов. Листы переворачивались и падали с противным сальным пришлепом. Они были заляпаны воском, жиром и еще бог весть чем, о чем лучше не знать. Мне не пришлось долго искать, потому что сразу же я увидела изображение канарейки на одной из страниц. Пробежав строчки глазами, я сказала:

— Она применяла не смертоносную магию, милорд, — и зачитала вслух: — «Чтобы подчинить себе человека и обрести полную над ним власть, чтобы он делал все по твоему слову, оденься в черное, слепи его изображение — сделай голема, из церковной глины, замешав ее на волосах того, кого подчинить хочешь, и на крови канареек или райских птиц. В полночь надо вырезать сердце у голема, трижды выкрикнув при этом имя демона…», — тут я перескочила строку, — не надо об этом! «И храни глиняное сердце при себе, призывая демона каждую треть луны, чтобы заклятие подействовало и не ослабело». Зачем, госпожа? — я повернулась к Ингунде. — Зачем вам власть над милордом? Это из-за госпожи Арнегунды?

— Из-за нее? — дракон перевел взгляд на Арнегунду, и она спряталась за спину сестры.

— Осмелюсь предположить, милорд, — сказала я, потому что старшая конкубина продолжала хранить упорное молчание, — все произошло из-за того, что вы неправильно поняли госпожу Ингунду. Когда она попросила вас найти своей сестре достойного мужа, она желала увидеть госпожу Арнегунду рядом с вашим братом, а не с вами. Наверное, колдовством она хотела заставить вас отказаться от госпожи Арнегунды и отдать ее господину Дилану.

— Что за бред? — дракон начинал терять терпение и пристукивал ладонью по моим пергаментам, лежащим у него на коленях. — Ты скажешь что-нибудь, женщина? Или будешь молчать, словно язык откусила?!

Ингунда вскинула на него глаза, и я увидела, что на ее ресницах повисли слезы. Она плакала. Беззвучно, но очень горько. Заговорила она тихо и с такой неприкрытой ненавистью, что было, отчего опешить:

— Она — моя младшая сестра. Вы взяли меня, но вам и этого показалось мало — сломали жизнь и ей. Не такого унижения я хотела для себя, но стерплю. Но за что вы так унизили ее?

Арнегунда обнимала сестру со спины, пряча лицо и тихо всхлипывая, Дилан презрительно фыркнул и отвернулся от них.

— Глупая курица, — сказал Гидеон. — Почему не объяснила прямо? Ты всерьез думала подчинить меня этой ересью? — он дотянулся и скинул «Откровения Шаддока» с заклинаниями на пол. — Сожгите книгу и пепел развейте.

Слуги шарахнулись от нее, как от чумной, а потом Майлз завернул фолиант в плащ и унес.

Дракон задумался, и мы долго молчали, не решаясь прервать его размышления. У меня руки чесались забрать пергаменты, но, как назло, он крепко держал их.

— Так что будем делать с убийцей, Ги? — спросил Дилан.

— Пусть приведут, — ответил дракон, словно очнувшись.

Он положил мои записи на стол, и я тут же подобрала их, прижав покрепче. Кажется, он прочитал только про канареек, и на том спасибо.

Когда привели сэра Нимберта, Нантиль, которую все еще поддерживал Офельен, крикнула:

— Отец! Это не я! Не я хотела убить!

Лицо сэра Нимберта, обычно такое замкнутое и невозмутимое, выразило целую гамму чувств — от изумления, до облегчения и радости.

— Не я, папа! Не я!.. — повторяла Нантиль. — Как ты мог подумать?!.

— Выгораживал дочку? — спросил дракон коротко.

— Простите, милорд, — ответил сэр Нимберт.

— Он врет, — сказал Дилан. — Они с девчонкой в сговоре. Ги! Не давай им себя одурачить!

— Вы сейчас можете мне не поверить, — сказал сэр Нимберт, — но на самом деле я не причастен к убийству. Поэтому не признаю обвинений.

— Не признаешь? — Гидеон подался вперед, заглядывая ему в глаза. — Ты думал, что твоя дочь и ее разлюбезный пытаются меня прибить и не собирался им мешать? Так?

— Так, — ответил бывший рыцарь после секундного колебания. — Не собирался, милорд. Это признаю.

— Чудны дела ваши, небеса, — протянул дракон, откидываясь на спинку кресла. — Итак, что мы имеем? Верный слуга желал мне смерти после того, как я щедро отблагодарил его, всячески обласкал и его, и его дочь. Какое замечательное предательство.

— Милорд… — тихонько позвала я, становясь слева от кресла.

— Скажешь, я не прав?

— Вы не правы, — возразила я. — То, что вы считали благодеянием, для сэра Нимберта было хуже смерти. Разве можно быть счастливым и благодарным, когда родной тебе человек несчастен?

— Можно подумать, она была несчастна! — дракон повысил голос, и мы невольно отшатнулись. Он заметил наш страх и выругался. — Она жила у меня, как королева! Я ей слова дурного не сказал!

— Все так, — подтвердила я, — но можно быть несчастной и в королевских покоях.