Монашка и дракон

— Договорились, — король протянул руку, и они с Гидеоном обменялись крепким рукопожатием.

Потом Рихард оглянулся и рыкнул:

— А где все?!

Двери тут же распахнулись, в зале стало людно и шумно. Король и Гидеон затребовали еще еды и еще пива, и я тихонько подошла к столу, сев на прежнее место.

Король со свитой отбыли вечером, как только утихла гроза, потому Рихард торопился вернуться в столицу, чтобы успеть до субботы. Проводив его, мы с Гидеоном поднялись на второй этаж.

— Вы и правда привезете бедную девушку для его величества? — осмелилась спросить я, когда Гидеон уже взялся за дверную ручку своей спальни.

В этот раз он не предлагал поиграть в шахматы и не просил почитать перед сном. И дурачиться ему, как видно, тоже не хотелось. Он вообще не заговаривал со мной, после того, как король взял с него обещание привести невесту из заморья. Вдруг милорд и сейчас не ответит мне? Я ждала, волнуясь и дрожа еще сильнее, чем когда чуть не оказалась свидетельницей схватки драконов.

— Что тебя так волнует? — Гидеон мрачно усмехнулся. — Принцессы должны знать, что им не выходить замуж по любви. Думаю, принцесса Сильвании готова к этому. Радуйся, что тебе повезло больше.

Это было жестоко сказано. Я ожидала, что милорд Гидеон зайдет в комнату, но он стоял у двери, словно чего-то ожидая. И я произнесла, опустив голову:

— Прошу прощения, милорд, что солгала по поводу моей семьи. Я боялась, вы должны понять.

— Забыто, — тут же ответил, но двери спальни так и не открыл.

— Когда вы узнали? — спросила я совсем тихо.

— Я дурак, по-твоему? — Гидеон невесело засмеялся и повернулся ко мне. — Понял это, когда поймал тебя возле монастыря. Герб на изумруде… Видел я этот герб и на штандартах, что тут не узнать? Мне интереснее другое — почему никто не узнал тебя? Ты пряталась с рождения?

Это уже был знакомый мне Гидеон. Я сдержанно улыбнулась, а он махнул рукой, приглашая зайти в спальню. Разговор затянулся, и Фрида принесла нам подогретого молока с пряностями и разожгла жаровню.

— Я была при дворе всего лишь один раз, — рассказывала я, а Гидеон внимательно слушал, подперев голову кулаком. — Один раз — и то во время новогоднего праздника, когда все были под масками. Тогда меня никто толком не разглядел, а это был мой первый выезд. Первый и последний. Потом началась война, драконы прогнали или убили всех, кто мог меня опознать.

— А что делала во время войны?

Пришлось рассказать, как отец и брат отправились сражаться с драконами, как я получала скупые вести о боях, умирая от страха неизвестности, когда писем не было долгими месяцами, а однажды отец и Веспер вернулись — ночью, в лохмотьях, грязные, но не остались ни на час, собрали драгоценности и деньги, что были в замке, забрали всех лошадей и отбыли неизвестно куда. Два года, пока драконы расправлялись с мятежными лордами, я кое-как тянула замок и земли, даже платила налоги — не понять кому, потому что прежний король был убит, а новый король еще не был признан провинциями. Потом пришли вести, что король Рихард направляется в Дармартен, чтобы потребовать виру за убийство племянника с моих отца и брата. Я решила не полагаться на милость победителей и сбежала. В монастырь святой Пучины.

Гидеон слушал, не перебивая, а когда я замолчала, сказал:

— Про пропавшую девицу Дармартен говорили, что она предпочла смерть драконьей власти, но я не верил, что кто-то из Дармартенов может покончить жизнь самоубийством. Это не в их правилах. Они стараются выжить и отомстить до последнего. Твои брат и папаша сражались с нами отчаянно и подло, и также подло сбежали.

— Если вы думаете об этом, то я не шпионка, и не намеренно попала в ваш замок, — сказала я, чеканя слова. — Знают небеса — я не хотела к вам и не строила против вас козни. И отца с братом я не видела уже очень давно. И не думаю, что увижу когда-нибудь.

— Они ведь бросили тебя, верно? Потому что женщина в пути — обуза. Я бы убил их, если бы до них добрался.

Я ахнула протестующе и торопливо заговорила:

— Вина отца и брата передо мной больше, чем перед драконами, но я не хочу их смерти! Так же, как не хочу для принцессы жизни с драконом, потому что это хуже смерти.

До этого Гидеон слушал меня спокойно, сидя в кресле, почти не шевелясь и лишь пригубив напиток с корицей, ванилью и миндалем. Но после моих слов вскинул голову, и я запоздало поняла, что сказала то, чего говорить не следовало, но дракон всего лишь сказал:

— Не все в этой жизни происходит по нашему желанию.

После этого мы молчали довольно долго. Кружка с молоком в моих руках успела остыть, но я не решалась поставить ее на стол. Жаровня прогорела, и в комнате стало прохладно. Гидеон очнулся от своих раздумий, когда запели первые петухи.

— Ну вот, — сказал он со знакомой усмешкой, — хотел сказать тебе кое-что, но, похоже, ты уже дала ответ.

— Драконы понаторели читать мысли? — спросила я. — Откуда вы знаете, что я отвечу?

— Тогда скажу, — он посмотрел на меня, блестя глазами, но блеск был совсем не радостный.