Монашка и дракон

Она потянула меня вниз по лестнице так весело и легко, словно и не прятала глаза за завтраком. Попавшиеся навстречу служанки поклонились, отбегая в строну, и назвали меня госпожой Виенн, пожелав доброго дня.

Я шла за третьей конкубиной по двору, залитому солнцем, а мне казалось, что все еще стою за правым плечом дракона.

18. Тени на стене

— Ты не обижаешься на меня? — спросила Нантиль, пока мы шли к кухне. — Ингунда велела, чтобы мы не смели с тобой заговаривать. Прости, я не могу спорить с ней… Но теперь милорд разрешил, и я обязана подчиниться, — она улыбнулась, и мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ.

Да, я подозревала, что причиной перемены была именно старшая конкубина, и понимала, что бывшая прачка вряд ли осмелилась спорить с ней, но мне все равно было обидно. Как будто меня предали в очередной раз. Хотя… о каком предательстве могла быть речь, если никто не клялся мне в верности? Я отбросила тягостные мысли и постаралась радоваться предстоящему угощению так же бесхитростно, как и Нантиль.

В кухне она по-хозяйски набрала полное блюдо слоеных пирожков, тартинок с паштетом, забрала жареную холодную курицу и белого хлеба. Повара покосились на нас, но ничего не сказали.

Когда мы вышли во двор, я спросила про щенка.

— Оставила его на псарне, — ответила Нантиль. — Ингунда не хочет собак в Южной башне. Но за ним хорошо присмотрят, — и переменила разговор: — Сядем возле окна и будем смотреть на лес, там чудесный вид, тебе понравится. Не сердись, что я не говорила с тобой утром…

Я быстро взглянула на нее. Она несла блюдо на ладонях, будто святыню, губы улыбались, но брови печально приподняты. В самом деле, зачем сердиться на нее? Кто знает, как бы я поступила на ее месте?

— Совсем не сержусь, — сказала я, и Нантиль благодарно кивнула.

Южная башня, где располагались конкубины, представляла собой настоящее женское царство — дверные ручки отполированы до блеска, на подсвечниках ни капли сального нагара, вдоль окон стоят горшки с цветами, а на входе красуются две огромные вазы с диковинным красно-оранжевым узором, с ветками падуба и клена.

— Здесь красиво, — похвалила я, оценив и порядок, и вкус, с которым все было обустроено.

— Это Ингунда, — призналась Нантиль, — еще она чудесно вышивает, однажды даже вышила в подарок королю настоящую картину — морской бой королевских солдат и мятежников, когда мятежники были побеждены возле Нантского порта. Я видела, там даже можно было разглядеть, какого цвета глаза у воинов.

— Искусница, — пробормотала я, потому что тема вышивки мне не особенно понравилась.

Комната Нантиль, как самой младшей из конкубин, была почти под самой крышей. У меня заныли колени, пока я поднималась по бесконечно длинной лестнице, закрученной винтом. На четвертом этаже ковры были постланы даже в коридоре, и я увидела саму госпожу Ингунду — она стояла у окна, но смотрела, почему-то, в сторону лестницы, словно поджидала нас.

Нантиль хотела прошмыгнуть мимо, но Ингунда властно окликнула ее. Вместе с Нантиль пришлось подойти и мне. Первая конкубина окинула взглядом блюдо с едой и свела блестящие золотистые брови к переносью:

— Разве я давала тебе разрешения брать еду в кухне?

— Милорд разрешил самолично, — ответила Нантиль. — Он велел, чтобы я подружилась с госпожой Виенн.

— Госпожой! — фыркнула Ингунда, и Нантиль тут же опустила глаза, склонив голову в полупоклоне.

Я глаз опускать не стала, и смогла по достоинству оценить роскошное одеяние первой конкубины и не менее роскошное убранство ее покоев — а не было сомнений, что на этом этаже расположилась именно она.

В этот день на конкубине было красивое платье темно-красного цвета, на котором особенно ярко выделялись желтые камни ожерелья, и все в ней радовало глаз, как на миниатюре из книги про жизнь королей и принцесс. Через приоткрытую дверь одной из комнат я увидела огромный сундук, застланный вышитым покрывалом, на сундуке лежали подушка-валик, зеркальце и два золотых браслета. Стены были обиты светлой тканью, и от этого комната казалась залитой солнечным светом. Впечатление усиливало огромное зеркало в медной раме, отражавшее стрельчатое окно с драпировкой, медную чеканную вазу, в которой стояли кленовые ветки с золотистыми листьям, и клетку с двумя канарейками — солнечно-желтыми, как весенние цветы. Кто-то, чью тень я увидела на светлой стене, поднял руку, и канарейки защебетали, заскакав по жердочкам. Уютная, теплая комната, в которой так приятно коротать дождливые осенние дни.

— Милорд разрешил? — протянула Ингунда. — А ты куда смотришь?

Второй вопрос был явно ко мне, и я с трудом оторвалась от созерцания уютной красоты.

— Куда это ты уставилась? — требовательно повторила Ингунда. — И что с твоим лицом? Почему у тебя глаза накрашены, как у гулящей девки?

Щеки мои вспыхнули от подобного оскорбления, но я сдержала гнев: