Монохром

— Не знаю, что там у Тагировны в последние недели с головой сталось. Только вот вдруг и стала меня просить за «ненашкой», если переедет, присматривать. Несла Ясмина иногда сущий бред, ей же ей! Про чёрную бабайку какую-то и дурное наследие, которое, мол, правнучке перекинулось. Про глаза белые и стену чёрную. Про фотографии какие-то. И де бабайка эта сожрёт наследницу, и всех делов. Сожрёт, чтоб самой дальше жить. И чтоб другие жили. А она, Ясмина, значит, старая калоша, мол, всё проволынила, время упустила. И вот совесть де печень выела, не успеет от бабайки «ненашку» оборонить, а нельзя же так. «Ненашка» же живая. — Тётя Боня задумчиво посмотрела на Лину. Вздохнула и завершила, пожимая плечами: — Маразм шарахнул бабулечку, что уж тут скажешь. Годков-то ей под сотню уже было. А может, и вправду, стыд какой пробрал, перед нелюбимой правнучкой да в голове всё смешалось. Перед смертушкой все грехи, как у Боженьки на ладошке видны. — С этими словами Бонифация Степановна начала так неистово креститься, что чуть не сшибла заварочник.

— Так, всё с этим семейством ясненько, — успев спасти заварочник от крушения, вздохнула Лейла, хотя вот яснее не стало. — Что у них с Линкой общее, так это поехавшая крыша. Понять бы, с этой-то чего приключилось.

— Так сосед наш, алкаш Дышло на днях её испужал, — как ни в чём не бывало вернулась к разговору соседка. — Как раз позавчера случилось. Скверный мужичишка был, трус тот ещё, чуть что — на тех, кто его слабее сразу ором. А она что, новенькая она, зашуганная всё время. Я пока там из квартиры выкатилась, чтоб его приструнить, он и сам куда-то нишкнулся, и деваха эта в квартире заперлась. Тяжко ей, как вижу. Ни родители не поддержат, ни на курсах её этих друзей нема. Вот видимо и того, депресснуло её. — Сказав это с видом главврача какого-нибудь душеспасительного заведения, тётя Боня сделала особо шумный и длинный глоток.

Лейла задумчиво наблюдала за ней, поскольку эта женщина всё делала очень любо-дорого посмотреть. Линка привалилась к подруге и молчала, глядя только на расставленные на столе чашки и вазочки. От неё исходил какой-то нефизический, но очень неприятный холодок. Хотя Лейла тут же пощупала лоб и руки подруги: тёплые они были, ничуть не зазябшие.

— Вот что, тётя Боня, спасибочки за всё, за чай, за новости. — Лейла решительно встала, потянув за собой снулую Лину из-за стола. — Сделаем так. Я надолго в город вернулась, может, и навсегда. Как там ещё у отца сложится с новым набором. Может, и отстанет уже от меня со своими чемпионскими амбициями. Даст по-человечески пожить и образование нормальное получить. Козу эту я к себе заберу, квартира у меня двухкомнатная, в более приличном районе, чем этот клоповник. Без обид.

Бонифация Степановна только зубом цыкнула и ухмыльнулась, мол, сама в курсе, что клоповник, зато родной. А Лейла, почти взвалив на себя тихую Линку, продолжила:

— Я её сейчас по минимуму соберу, да что там и собирать-то?! И на такси к себе. А ключ от этой квартиры — Вам, лады? И вот, номер мой ещё запишите, есть у Вас телефон-то?

— Чай, не в средневековье живём, — степенно кивнула тётя Боня, извлекая из кармана толстой кофты смартфон чуть не последней модели. Лейла оценила гаджет, кхекнула немного смущённо, и через минуту в списке контактов у неё добавился новый абонент.

Бонифация Степановна вызвалась поддержать Лину, пока Лейла бодрым ураганом пронеслась по комнатушке, пакуя в сумки и пакеты немногочисленные вещи подруги. По счастью, больше никого из соседей по квартирам не было, все на работе или учёбе. И никто любопытный не дышал в спину и не донимал расспросами, когда они втроём — девица в ярко-красном спортивном костюме, с парой боксёрских перчаток на шее, гружённая ворохом вещей, и необъятная тётя Боня, под ручку ведущая беловолосую бледную девушку, — вышли из общаги. Повод для сплетен ещё будет, но позже, когда Бонифация Степановна придумает допустимую версию, которую бы и покойная Ясмина Тагировна одобрила.

Соседка помогла усадить Лину в салон подкатившего ярко-жёлтого такси, тепло распрощалась с Лейлой и даже обняла. С этой бодрой девахой становилось светлее, и тётя Боня на полном серьёзе приглашала её наведываться на чай и баранки. И ещё долго стояла и смотрела в давно опустевший проезд между домами, почему-то зная: одну из девушек она уже точно не увидит. И от этого в большом сердце женщины разрасталась ещё одна чёрная дыра.

*****