Она прыгнула. Я отвернулась. Я не хотела ещё раз видеть, как она в маниакальном торжестве разрывает горло несчастному врачу, как безумно улыбается хлещущей из раны крови, как наблюдает его агонию…
— Что с ней такое?!
— Ника!
Голоса Стаса и доктора Шамова прорвались из реальности, разрывая жуткое, поражающее разум видение.
Как будто вокруг меня лопнул гигантский плотный мыльный пузырь, и я снова оказалась в родно реальности.
Я сидела на полу.
Возле меня присел Стас и заботливо помог подняться.
Я увидела любопытные и пугливые взгляды медсестер и остального медперсонала.
Я опустила взгляд.
Чувство стыда неприятно скребло сознание.
— С вами все в порядке? — Шамов настырно заглянул мне в глаза. — Я никогда не видел таких припадков и…
— Это не припадок! — с внезапною ярость отрезал Стас. — Успокойтесь, доктор. Спасибо за вашу заботу, но все порядке.
При этих словах он смотрел на меня.
Я кивнула.
— Что ты видела? — быстро шепнул Стас. — Это уже третий раз здесь…
— Как сбежавшая пациентка разрывает горло врачу и тот умирает… — ответила я, неприязненно хмурясь.
— Гудкова? — ошарашенно спросил Стас.
Я качнула головой.
— Другая… Страшная такая… У нее волосы темные и взгляд… Жуткий, кровожадный и ненавистный взгляд.
— Я понял, о ком ты. — кивнул Корнилов. — Может быть тебе стоит вернутся в машину?
— Нет. — упрямо ответила я. — Я должна побывать в камере Гудковой.
Стас, ведь если она была подражательницей убийцы… Она может знать, где он… И сбежать к нему! И если я увижу…
Я посмотрела ему в глаза, увидела там свое отражение.
Он должен понять, насколько это важно! Я же смогу помочь! Я смогу вывести их на след этого больного подонка с монохромной манией!
— Пожалуйста, Стас. — попросила я. — Ты же знаешь… Я должна.
— Я просто не хочу, чтобы ты потом жила в кошмарах из-за моей безответственности.
Он встревоженно рассматривал меня. Я видела в его серебряных глазах пытливую жажду защитить меня, помочь мне.
— Прости… — шепнула я. — Но, ты опоздал. И тут мне никто не поможет.
Стас чуть поджал губы, кивнул.
— Извините. — подал голос доктор Шамов. — Господин подполковник, долго ли вы там ещё собирается шептаться со своей… со своим стажером?
— Извините, доктор. — Стас обернулся к нему.
Мы подошли к камере Гудковой.
Я ощутила странный сгусток невесомой прохлады, собирающейся в груди.
Он тяжелел по мере того, как я приближалась к камере Гудковой.
Меня одолевало и поглощало скручивающее внутренности встревоженное волнение.
Доктор Шамов пропустил нас вперёд.
Мы со Стасом встали перед открытой камерой.
Я схватила ртом воздух и застыла.
Передо мной была та сама черно-белая комната из воспоминаний Стаса.
Белый пол. Угольно-черные стены. Белая кровать и на ней ночью чернеет черная постель.
Я узнала черно-белые фотографии и странного, пугающего вида черно-белые рисунки в белых рамках на стенах.
Я увидела черно-белого жуткого клоуна и мультяшные часы.
Единственными кто не сливался с монохромным колоритом были пятеро мужчин.
Они немыми изваяниями неподвижно сидели внутри комнаты и смотрели перед собой.
У некоторых черными ямами замерли приоткрытые рты.
Их лица были разделены на две половины черной и белой краской. Но их одежда, их униформа была лишь забрызгана черно-белыми пятнами.
Черной и белой краской, были густо смазаны их руки и пальцы рук.
Краска комками застывала на их ладонях.
Я внимательным взглядом обвела комнату.
Мужчины не двигались.
Я выпустила воздух из легких. Кровь пружинистыми толчками стучала в висках, казалось кто-то вытянув пальцы синхронно тыкал в виски.
По коже рук, шеи и лица как будто кто-то неторопливо размазывал нечто вязкое, липкое и холодное.
Мертвенная мерзлота подступала от кончиков пальцев, вкрадчиво взбиралась до плеч.
Из камеры буквально сквозило сгустившимися здесь воспоминаниями.
Они переплелись здесь, спутались, смешались в единую пульсирую массу эмоций, событий, переживаний и чувств.
Я посмотрела на доктора Шамова.
Тот, сложив руки внизу, на поясе, наблюдал за нами с почтительного расстояния.
— Они… живы? — спросила я.
— Да. — кивнул он. — Но они не двигаются… не реагируют ни на какие раздражители и не подают признаков жизни… Со стороны кажется, что они даже не дышат.
— Мне кажется, это своего рода шок. — ответил Стас. — Вроде паралича…
— Паралич не бывает коллективным. — возразил доктор.
— Это не паралич. — ответила я. — Это… Их тело ничто не сдерживает.
— А что тогда? — спросил доктор Шамов, рискнув чуть приблизится.
Но ответил ему Стас.
— Сознание. — проговорил Корнилов.
Он хотел было войти в камеру, но я взяла его за руку.
Он остановился, обернулся.
— Дай мне… пожалуйста. — попросила я. — Я должна… войти туда сама…
— Ника…
— Пожалуйста. Просто… я войду… а ты можешь мне… помешать… — прерывистыми словами проговорила я.
Волнение захлестывало меня, мешало дышать и говорить.
Воспоминания рвались из камеры бешеной орущей толпой образов и звуков.
Стас чуть посторонился.
Я подошла к двери камеры. Порог лежал у моих ног.
И за порогом чувствовался иной мир. Отличный от нашего.
Мир с иными законами, запахами, звуками и… красками.