Монологи и диалоги о постмодерне и постмодернизме

По мнению неоконсерваторов основой тоталитарного строя является творческая сила интеллектуалов, книжных людей (hommes de lettre), господствующая над массами и организующая их. Не имея практически никакого политического опыта и сообразуясь только со своими логическими выводами и построениями, интеллектуалы чрезвычайно самоуверенны по части рецептов и прогнозов. Их выкладки, с точки зрения консерваторов, полны некого естественного волюнтаризма по отношению к окружающей социальной реальности. Поэтому очень часто их концептуальные построения, буквально завораживающие своей глубиной и логичностью, не только не имеют никакого отношения к действительности, но и просто опасны.

Если по своему интеллектуальному и творческому потенциалу книжные люди действительно являются противоположностью неодухотворенным массам, то некоторые черты социального опыта и социального характера первых и вторых удивительно схожи. Прежде всего, интеллектуалов сближает с массами отсутствие реального опыта политических действий в нормальных условиях. Яркие понятия и мысли, рационально связанные друг с другом и преподносимые интеллектуалами в форме зажигательных памфлетов и речей, находят понимание у масс. Поэтому книжные люди могут повести за собой массы, ибо и те, и другие, по мнению консерваторов, просто невежественны по части знания реальной общественной жизни в ее конкретных проявлениях. Предлагаемые интеллектуалами быстрые и окончательные решения проблем, не решенных до сих пор с их точки зрения только потому, что традиционные политики боялись поднять руку на существующие общественные отношения, являются для масс стимулом к реализации тоталитарного общества.

Наиболее яркими представителями книжных людей классики консерватизма считают Руссо, Дидро, Вольтера, а также главных деятелей французской революции. Именно они впервые стали думать о возможности полного преобразования человеческой природы, полного отказа человека от свободной воли и естественных потребностей под лозунгами истинно добродетельного общества. Как бы продолжая классическую консервативную традицию, Роберт Нисбет обращает особое внимание на мысли Руссо в его трактате «Об общественном договоре и принципах политического права»: «…законодатель должен отнять у человека его собственные жизненные ресурсы и заменить их новыми, отчужденными от него и используемыми только при помощи других людей. Чем полнее уничтожены естественные ресурсы человека, тем прочнее и богаче новые приобретенные им»[74]. Именно такие планы, по мнению неоконсерваторов, привели интеллектуалов к необходимости применять террор в случае неподатливости человеческой природы и нежелания людей лишиться своих «естественных ресурсов». Известное положение Робеспьера гласит: «Если основой народного правления в мирное время является добродетель, то в революции такими основами становятся добродетель и террор – добродетель, без которой террор преступен, и террор, без которого добродетель бессильна».

С оправданием террора, по мнению неоконсерваторов, связана одна сущностная черта интеллектуалов – их презрение к моральным нормам. Эти нормы рационально не доказуемы, и поэтому не имеют ценности для людей, видящих будущее человечества в предельном рационализме. В связи с этим у значительной части интеллектуалов в определенный момент появляется органичное желание принять тоталитарный строй, который притягивает их своим рационализмом, а его аморальность не представляется им такой уж важной. Анализируя отношение немецкой интеллигенции к национал-социализму, Ф. Хайек писал: «И то, что в конце концов ученые мужи этой страны (за исключением очень немногих) с готовностью пошли на службу новому режиму, является одним из самых печальных и постыдных эпизодов в истории возвышения национал-социализма. Ни для кого не секрет, что именно ученые и инженеры, которые на словах всегда возглавляли поход к новому и лучшему миру, прежде всех других социальных групп подчинились новой тирании»[75]. Хайек объясняет это переоценкой людьми интеллектуальных профессий значения интеллекта и их безграничной верой в разум, идущей рука об руку с презрением к традициям, обычаям, всему необъяснимому в обществе[76].