Монстр в ее постели

Он очень мило собирает кусочком хлеба остатки жидкого желтка с тарелки.

Так. Хватит!

Я вскакиваю.

– Почищу картошку, на обед отварю…

Кухня начинает шататься. Очередной приступ кашля складывает пополам, и мне с трудом удается продышаться. Но сердце стучит, как бешеное. Холодные руки дрожат, а лоб горит, а еще – мне хочется начать выть на люстру за неимением луны! – начинается насморк.

Хорошая новость: появляется шанс на то, что это всего лишь простуда и нам не грозят целые две недели карантина.

Плохая новость: я ненавижу насморк! И я не способна сейчас шевелиться.

Раздается ругань, которая даже не возмущает меня – нет сил.

– Иди-ка спать, – говорит Исаев. – Оставь в покое картошку, мы еще яйца не переварили. Давай, давай, если ты откинешься, у опеки точно возникнут дополнительные вопросы, а я опять сяду. Поди, докажи, что это не я тебя пришил.

Он прав, от меня все равно никакого толку сейчас. Если грохнусь в обморок, Ванька испугается. Он и так смотрит огромными глазами. Вчера Вадим его успокоил, появилась уверенность, что если вдруг случится что-то страшное, он не останется один. А сегодня страхи вернулись по новой, и ко мне, и к брату.

– Даш, ты лежи, я почищу картошку! Обещаю! И сварю, я умею! Вадик мне включит плиту, да?

– Включит, включит, – бурчит Исаев.

– Ложись, ладно? А я приду собирать корабль.

– Хорошо, – слабо улыбаюсь я.

Но сил хватает перестелить белье и проветрить комнату. Соблазн высунуться в окно, навстречу осенней свежести, ужасно велик – мне так жарко! Я пью таблетку, сворачиваюсь клубочком под пледом и то проваливаюсь в дремоту, то выныриваю в реальность. Саму себя жалко, но при Ваньке реветь не хочется.

А вот при Вадиме почему-то очень. Я стараюсь не думать, что это из-за его реакции на мои слезы, когда впервые за много лет кто-то прикоснулся ко мне, успокаивая, и этот «кто-то» – не маленький брат. Но сознание путается, и я поддаюсь запретным мыслям, тем более, что с дивана очень удобно украдкой наблюдать за столом, за которым Вадим и Ваня сосредоточенно что-то красят.

В очередное из пробуждений я слышу:

– Но Даше это не понравится…

– Тогда точно берем. Бесить твою Дашу – это уже удовольствие.

Я пытаюсь открыть глаза и выяснить, о чем они, но наконец-то подействовавшее жаропонижающее не дает мне ни шанса. И в следующий раз, когда я просыпаюсь, я не узнаю гостиную. И брата не узнаю, вместо него – какая-то перемазанная кетчупом мордаха.

Шторы плотно задернуты, свет выключен, негромко работает телевизор с каким-то новым фильмом. На столе, там, где еще недавно был корабль, еда: бургеры, жареная картошка и еще какая-то ерунда. Перед Исаевым стоит стакан с виски, а перед Ванькой банка кока-колы.

– Вы что делаете? – спрашиваю я.

– О, зануда проснулась, готова гундосить истину, – фыркает Вадим.

Ваня опасливо на меня смотрит, не решаясь засмеяться, но при этом не может скрывать довольную мордаху. Он смешно держит бургер руками в перчатках и жует.

– Где вы взяли еду? – хрипло спрашиваю я.

– Заказали, – пожимает плечами Исаев, – не хочу картошку. Хочу говна. Только давай без нравоучений. Мы заперты в однушке на неопределенный срок. И я собираюсь скрашивать его всеми доступными способами. Можешь, конечно, запретить ребенку со мной общаться и есть, но тогда он будет как голодное кисонько смотреть, как я предаюсь гастрономическому разврату. А можешь…

Он сует мне контейнер, где лежит еще теплый бургер. Золотистая булочка, сочная котлета, ярко-красные кругляши помидора, расплавленный тянущийся сыр… это не из фастфудной за углом, это наверняка из какой-то бургерной. К моему стыду, Ваня ни разу не пробовал бургеры. А я… в далеком, кажущимся выдуманным, прошлом, я забредала с друзьями в «Макдональдс», но так и не нашла в нем ничего для себя.

Потом стало не до ресторанной еды.

Ненавижу Исаева за то, что вот так легко, почти играючи, он становится в глазах Ваньки героем!

Ваня внимательно за мной наблюдает и хихикает. Я пытаюсь есть аккуратно, в отличие от брата, который весь перемазался соусом и едва сдерживается, чтобы не начать облизывать пальцы.

– Как его есть-то, у меня так рот не открывается! – в сердцах говорю я.

Исаев не шутит при ребенке, но смотрит ТАК, что мне становится стыдно. А Ваня довольно смеется, и мне тоже становится смешно. В этот момент, когда мы сидим вокруг стола и едим бургеры из пластиковых контейнеров, я почему-то чувствую себя… нет, не счастливой.

Спокойной, может.

И мне это чувство не нравится.

Я все еще больна. В меня не влезает даже треть бургера, а после долгого сидения кружится голова. То и дело забивает кашель, но, по ощущениям, немного легче.

– Хочешь? – Я предлагаю Ване остаток своего бургера. – Я наелась. Потом будет невкусный.

Конечно, он хочет. Что за глупый вопрос? Я давно не видела Ваньку таким довольным. Он с удовольствием поглощает все, что я покупаю и готовлю, никогда ничего не просит, и, кажется, я даже не знаю, чего ему по-настоящему хочется. То, что в яблочко попал Исаев, сильно бьет по самолюбию.

Но брат, к моему удивлению, мотает головой.