Монстр в ее постели

Определенно дебильное соседство. И определенно не на это я рассчитывал, возвращаясь в родительскую квартиру. Я вязну все глубже и глубже, самолично руша тщательно выстроенный образ монстра. С ним проще жить: никто не ждет, что ты будешь добрым и заботливым, никто не пытается тебя любить. Никто не спит по соседству, уткнувшись носом в плечо, потому что монстров боятся и ненавидят.

И они не заказывают бургеры, чтобы облопаться ими до тошноты и засыпать под монотонный бубнеж дурацких фильмов.

Я все же выбираюсь из постели и, зевая, бреду умываться. На часах семь утра, что тоже слишком рано для того, кому нехрен делать на карантине. Но вскоре, когда я уже варю на кухне кофе, начинает вырисовываться интересная традиция: какой-то дятел обязательно позвонит в самую рань.

– Вадим Егорович, надо встретиться и кое-что согласовать.

– Утра, Паш. Боюсь, встретиться – временно не ко мне. Соседка болеет, у всех взяли тест и заставляют сидеть дома, за выход – штраф.

– Ого. Прямо болеет? А вы?

– А я здоров, как племенная кобыла. За соучастие посадили. Прямо срочно надо?

– Если мы хотим что-то показывать заказчику – да. Прямо срочно. Может, я подъеду? Так ведь можно?

Меня разбирает нервный смех: я представляю, как Паша приезжает, и в крохотной квартирке закрывают еще и его. Мы спим на одном диване вчетвером, Богданова снова фырчит, а потом они с Пашей влюбляются, заводят деток, рыбок, котов, и до конца жизни присылают мне открытки с благодарностью за знакомство.

Вот так веселье превращается в раздражение, с которым едва-едва удается справиться.

– Ладно, приезжай.

Вряд ли Даша будет в восторге, но я и так добыл им еду, пустил в свою комнату, так что с нее причитается. Вот только с завтраком облом. До приезда Паши не получится даже сделать себе перекусить. Черт, надо было сказать, чтобы заехал и привез каких-нибудь сэндвичей.

Даже кофе не успеваю допить, как Пашка уже стучит в дверь, а вместе с ним на лестничной клетке какая-то тетка неопределенного возраста и настроения. Она внимательно смотрит сначала на меня, потом на Пашу. И недовольно поджимает губы.

– А вы что, уже не на карантине? – мерзеньким голоском интересуется она.

– Простите, а вы с какой целью интересуетесь?

– А мне участковый сказала. Что в двадцать второй карантин. Никому не выходить и не входить.

– Я вашему участковому стетоскоп в жопу запихаю, – широко улыбаясь, говорю я. – За разглашение врачебной тайны.

Но ей плевать на чужие проблемы. Я знаю таких людей, сейчас она чувствует ВЛАСТЬ. И даже такая мизерная власть ее пьянит.

– А вы знаете, что за умышленное заражение уголовная статья? А если из-за вас кто-нибудь заболеет? Сейчас в полицию позвоню!

– Э, бабуля, уймись, а, – морщусь я. – Никто никого не заражает.

– Да, я привез лекарства и продукты. Что людям, умирать с голоду на карантине? – говорит Паша.

– А пакеты где?

– Уже отдал. Вы просто не видели.

– А чего стоишь тогда?

– Поболтать хочу.

– А вот вы бы побереглись, – добавляю я. – И скрылись, пока чем-нибудь не заразились. Гриппом там… ветрянкой… говорят, оторванные любопытные носы тоже воздушно-капельным передаются.

Лично я в гробу видел любезничать с тупыми соседями, но интеллигентный по натуре Паша пытается сгладить конфликт.

– Мы просто разговариваем по работе. Видите, даже дистанцию держим. Ровно полтора метра, вот, все по закону. Никто никого не заражает.

С этими словами Паша достает из сумки ноутбук, бросает сумку на пол и садится.

– Ты идиот? – мрачно интересуюсь я, когда недовольная соседка скрывается за своей дверью.

– А вы хотите, чтобы сюда менты приехали?

– Пока они приедут, мы уже все решим.

– Вадим Егорович, поверьте моему богатому опыту жизни с бабушкой. Быстрее начнем, быстрее закончим. Она сейчас смотрит в глазок и только и ждет повода поскандалить. Еще расскажет всему подъезду, придут разбираться. Я не хочу прятаться под кроватью или платить штраф, если явится полиция. И на карантин с вами тоже не хочу. Давайте, я быстро.

Начать день с самого странного совещания в жизни? А почему бы и да.

Но я люблю свою работу, и пусть приходится заниматься ею на полу в коридоре, с открытой нараспашку дверью, передавая друг другу ноутбук, это в тысячу раз лучше, чем все мои надежды на жизнь после тюрьмы. Я вообще везунчик, хоть везение и сопровождают не самые радостные обстоятельства.

Мы так увлекаемся, что не слышим, как в коридоре появляется заспанная взъерошенная Даша. Она, в своей милой пижаме, которую мне почти удалось с нее снять перед тем, как она заболела, настолько не ожидает увидеть открытую дверь и незнакомого парня на полу, что цепенеет.

Пашка поднимает глаза, и…

Мне кажется, это то, что называют любовью с первого взгляда. Так во всяком случае это снимают в кино: двое смотрят друг на друга, не в силах пошевелиться, и время для них замирает.

– Ой… а что здесь происходит? – осторожно спрашивает Даша.

Паша улыбается – и меня бесит в этой улыбке все. От идеально ровных зубов до торчащих ушей. Не ведись, Богданова, на эту улыбку, она не настоящая. Он себе виниры поставил, сволочь.