Я неспешно варю кофе, обдумывая план на день. Надо добыть продуктов и поработать, хотя как это сделать с телефона, понятия не имею. Будет сложно. Жаль, бухло не доставляют на дом. У Богдановых ни капли, а я не выдержу взаперти без выпивки.
– У вас есть чат дома?
– Что? – Дарья хмурится. – Да, какой-то есть, а что?
– Дай смарт.
А она не очень общительная. В мессенджере всего пара чатов: в основном школьные, диалог с логопедом и клиентками. Никаких «мама», «папа», «бывший» и так далее. Даже скучно, я бы с удовольствием полазил в переписках ромашки.
Зато есть чат дома. И от имени Дарьи в нем появляется весьма пронзительное сообщение:
«Соседи, выручайте! Закрыли на карантин, не разрешают выходить. Продукты и лекарства привезли, а продезинфицироваться нечем. Кто-нибудь собирается в алкомаркет? Купите 0,7 односолодового 12 летнего виски, хорошего, деньги скинем по чеку и накинем сверху».
– Никто не согласится, – качает головой Богданова. – Во-первых, подумают, что мошенники. А во-вторых, испугаются карантина. Как-то раз, еще в локдаун, на втором этаже заболела семья. Приезжала бригада, все в костюмах, в подъезде опрыскивали друг друга антисептиком. Так соседка с первого этажа ходила и собирала подписи за выселение опасных соседей на время их болезни.
Она хихикает.
– Правда, какие именно соседи опасны, она не знала, поэтому больных тоже опросила. И сама заразилась. После этого подписи никакие больше не собирала и вообще стала вежливая, всегда здоровается, всем улыбается. Прямо чудо.
– Да, пожалуй, риск есть, – задумчиво говорю я, а потом добавляю:
«Мы не мошенники и не заразные. Это муж, я вообще совершенно здоров и пытаюсь выжить с ней в одной хрущевке».
– Ты мне не муж, – бурчит Богданова.
– Вот увидишь, к обеду у нас будет ящик бухла от сочувствующих мужей подъезда.
«Не вопрос, сосед, добуду».
– Ну вот. Что я говорил? Слушай, у меня все больше и больше вопросов. Сколько жрет твой брат? Ты уверена, что в него влезут шесть яиц с курицей и сыром?
Ладно, я завидую. От сковородки умопомрачительно пахнет свежей яичницей. Кусочки вчерашней курицы подрумянились, а сыр расплавился и наверняка тянется, прямо как в рекламе моцареллы. У меня пока есть только свежесваренный кофе – и бутылка вискаря в перспективе. Что неплохо, но до яичницы не дотягивает.
– Вообще-то, – Богданова раскладывает яйца – четыре на одну тарелку и два на другую, – я пожарила и на тебя.
Так, дело принимает неожиданный яичный поворот. Надо было к вискарю попросить купить конфеты, что ли?
– И что же я за это буду тебе должен?
– А ты что, всю жизнь строишь на товарно-денежных отношениях?
Она ставит на стол тарелки и морщится. Себе вместо яичницы достает йогурт, но ковыряет его ложкой медленно и нехотя. Я все пытаюсь вслушаться в ее дыхание, мне кажется, грудь у нее вздымается тяжело.
Хотя ладно, я просто пялюсь на сиськи, я ничерта не понимаю в диагностике.
А еще мы с пацаном молча едим. Времени болтать нет, яичница сама себя не съест. Никогда бы не подумал, что четыре поджаренных яйца с мясом и сыром могут стать самым вкусным, что я ел за последние годы. Как-то так я обычно просил домработницу приготовить яйца: без подгорелых хрустких кусков, с жидким желтком. Так никогда не получалось у Лены и уж тем более у меня.
Почему Богданова вдруг решила приготовить мне завтрак? Она злится, боится, ненавидит меня за шантаж и определенно мечтает о дне, когда мы навсегда расстанемся. И вдруг – яичница.
Какие, оказывается, фундаментальные вопросы скрываются в простых куриных яйцах.
Тут стоило бы пошутить про свое пятилетнее воздержание, но я продолжаю пялиться на ее грудь.
Глава десятая
Я переоценила свои силы. Проснувшись утром, решив, что простуда отпустила и взбодрившись от приставаний Исаева я ощутила прилив энергии, на котором приняла душ и причесалась, но вот с завтраком меня хватило только на половину. Яичницу доделывала на морально-волевых, чувствуя, как накрывает слабостью.
Когда Ванька и Вадим доедали, меня уже потряхивало от поднимающейся температуры. Таблетки действовали не так уж и долго. Сил помыть посуду не осталось, но, может, в знак признательности за завтрак, сосед займется уборкой?
Ковыряясь в йогурте, я украдкой за ним наблюдаю. В том, как он ест, прослеживается что-то странное. На первый взгляд Исаев завтракает спокойно и размеренно, но меня не покидает ощущение, что ему стоит немалых усилий не накидываться на еду. Надо думать, в тюрьме не было завтраков из яичницы с курицей и сыром. И сам он, насколько я успела заметить, не баловал себя готовкой.
Нет, Даша, нельзя! Нельзя умиляться тому, как он ест, нельзя испытывать удовольствие от того, что накормила его! Это всего лишь ответная любезность за вчерашние суп и курицу. Он сварил обед и ужин для нас с Ваней, а я сделала завтрак. Временный нейтралитет и вынужденное сосуществование. Никаких ухаживаний!
Вот ест Ванька, наблюдать – настоящее удовольствие. С аппетитом, довольный, успевает и затолкать в рот вилку и посмеяться. Я должна смотреть на него, но нет-нет перевожу взгляд на Вадима.