– Но это не значит, что я вас брошу и забуду. И чтобы ты не казалась ему злой старшей сестрой, давай подарим планшет вместе. Мы ведь можем скинуться ему на подарок?
– Но мы не скидывались. И у меня нет денег, чтобы тебе вернуть.
– Возвращать необязательно деньгами…
– Что?!
Я смотрю на Вадима, пытаясь понять, серьезно он или нет. Исаев улыбается, но глаза серьезные и темные. Может, потому что в комнате темно, а может, потому что он совсем не шутит.
– Ты сама напросилась, ромашка. Я тебя за язык не тянул.
Он увлекает меня к себе на диван, но я упираюсь ладошками в рельефный торс, не без удовольствия осознавая, что прикосновение отдается приятной тяжестью внизу живота.
– Ваня услышит!
– Да он спит, как сурок!
– А если услышит?
– Скажем, что смотрели кино.
– А если зайдет?!
– Боже, ты невыносима!
Я хихикаю, кутаясь в плед и с наслаждением потягиваясь. Кажется, он все же не серьезно, потому что больше не делает попыток приставать, но кладет обжигающе горячую ладонь мне под футболку, на живот, и задумчиво смотрит в потолок.
– Как семьи с детьми этим занимаются?
– Ночью. Пока дети спят.
– Ску-у-ука… Хотя…
Он внимательно на меня смотрит.
– Ловлю на слове?
– Возможно.
– Ты не умеешь играть, Богданова. Когда ловят на слове, это не «возможно», а точно.
– Я как раз умею. Когда ловят на слове, не спрашивают, а утверждают. А ты спросил.
Я выворачиваюсь из его рук и вскакиваю, по-идиотски хихикая и надеясь, что Ванька не проснется от нашей возни, я еще не закончила собирать и украшать торт. Пока Вадим одевается, возвращаюсь на кухню и в стеклянной дверце шкафчика рассматриваю свое тусклое отражение. Даже в нем видно раскрасневшиеся щеки.
Когда-нибудь уйду.
Мне бы тоже не привязываться. Я – не маленький мальчик, брошенный родителями, но за время, что Исаева не было, я не раз ловила себя на мысли, как скучно в пустом и тихом доме.
Какая жизнь у него будет, когда он уйдет? Я тоже не могу представить Вадима семьянином. Он, кажется, тоже не слишком-то верит людям.
– Так мы дарим планшет?
Я подскакиваю от неожиданности. Как?! Как он постоянно умудряется подкрадываться так бесшумно? И как удержать в руках кондитерский шприц, когда тебя обнимают чужие руки, нагло забираются под футболку и накрывают ладонями грудь.
– Вадим…
– А что ты напряглась? Мы ничего не делаем. Подумаешь, близко стоим. Может, я учу тебя рисовать кремовые цветочки?
– Так получается криво…
– Ничего, научишься, – нагло усмехается эта зараза, прикусывая кожу на моей шее.
Я судорожно сжимаю ручку шприца – и на торт выливается огромная куча крема, которая тут же безобразно стекает, нарушая всю композицию.
– Вадим! Теперь горшок с цветком выглядит так, как будто на него стошнило кота!
– Очень большой был кот, похоже.
Он наклоняется к моему уху, так близко, что дыхание обжигает, а хриплый голос царапает нервные окончания:
– Уже довольно большой…
Он вжимает меня в столешницу бедрами.
– Если ты понимаешь, о чем я.
А в следующую секунду (я отчетливо чувствую холодное разочарование) Исаев уже возле холодильника, задумчиво ищет, чего бы пожевать. В коридоре стоит сонный Ванька. Как он его услышал? Порой мне кажется, что Вадим – не человек. У него или чутье или феноменальный слух. И такая же магическая способность выводить меня из равновесия.
– Ну что, малой? – хмыкает он, подхватывая Ваньку на руки без каких-либо усилий. – С днем варенья. Сестра, выдайте наследнику подарок. И не забудьте, что он у нас состоит из двух частей.
Конструктор! Я совсем забыла!
Ванька долго смотрит на две коробки, переводя взгляд то на меня, то на Вадима. Я ненавижу свою жизнь за этот полный недоверия взгляд. Он не радуется подарку, он не в шоке от счастья, он не верит, что такие подарки – планшет – вообще существуют.
– Ну открой хоть, – усмехается Исаев. – Посмотрим, что там за чудо техники.
– Только в меру, – не могу удержаться я. – Не больше двух часов в будни и четырех – в выходные. И не за столом.
– Тогда меняем план. Относи все в комнату, поедим – будем разбираться. Я не могу, если сейчас не поем, отброшу коньки. И что вы будете делать с коньками сорок второго размера?
Ванька уносится, кажется, так и не поверивший в свое счастье, а я выставляю на стол все, что приготовила и надеюсь, что Исаев не станет со мной говорить. В горле застрял противный болезненный комок.
– И ты хочешь сказать, – хмыкает он, – что совсем меня не ждала? И не скучала? И наготовила все это на себя и ребенка?
– УРА-А-А! Вадим приехал! – возвращается брат.
Он виснет на шее соседа, а Вадим делает вид, будто ему это совсем не нравится, и единственное, что заставляет сдержаться и не стряхнуть навязчивую мелочь – вежливость. Но если бы он посмотрел на себя со стороны, то счел бы выражение лица крайне довольным.
Я осторожно улыбаюсь, чувствуя, как жжение в уголках глаз стихает. Я давно научилась радоваться моменту.
Я когда-нибудь уйду.
Хорошо, что не сегодня.