Читаем Монстры полностью

– Небось когда вместе для 66-го отдела по Китежу работали, так не говорил, – настаивает приятель.

– Когда это было, – Николай медленно пережевывает не то карбонат, не то сервелат. Обнаруживает во рту какой-то непорядок. Застывает. Двумя крупными пальцами вынимает то ли хрящик, то ли косточку. Рассматривает. Укоризненно покачивает головой.

– Вот-вот. Все развалили. Уж иностранцы туда толпой валят.

– А и пусть. Чего там увидишь. Народ-то весь поумирал. Слабый народ был.

– Слабый, но какой ценный людской материал! Господи! Если с умом, так миллионы можно было бы на этом деле заработать! А теперь эти все захватили и разбазаривают, – сокрушенно говорит собеседник. Николай поднимает и задерживает на секунду на нем свой взгляд. Но тут же опять с гораздо большим усердием принимается разглядывать тарелку, наполненную всяким богатым мясным изыском. Темнеет. Вспыхивают окна соседнего дома. Две женских фигурки высовываются по пояс из окна противоположного дома. Приложив по-морскому ладошки к наморщенным лобикам, всматриваются в их направлении. Они одеты во что-то не по сезону легкомысленно легкое и полуобнаженное. Хозяин раздраженно вскакивает с табурета, подлетает к окну и резко задергивает шторы:

– Девочки-то ничего, – кивает Николай в сторону уже зашторенного окна.

– Соседские бляди. Высматривают клиентов. Так вот этот Ренат лезет куда не нужно. Даже вредно. И не только для меня и моей лаборатории. Для тебя тоже.

– Ты что имеешь в виду? – уже недовольный затянувшимся темным и полным странных намеков разговором, сухо спрашивает Николай.

– Я-то имею в виду научную, философскую и мировоззренческую сторону. А тебя касается с другой. Ты слыхал, он ведет переговоры с SBCY?

– SBCY? Отлично знаю.

– Так вот, он уже почти все денежки на себя перетянул. Подумаешь – шаман, мистик! А такие вот все под себя гребут со страшной силой. И ты тоже хорош со своими-то из вашей хваленой конторы.

– Ну, я лично этим не занимаюсь, – неожиданно оправдываясь, поспешил ответить Николай. – Но наших поспрошаю. Поспрошаю. Как, говоришь, зовут?

– Ренат. Из моего института. Из соседней лаборатории. Его шеф покрывает. Он, понимаешь, либеральный. Из демократов. За молодежью поспешает, задрав штаны до яиц прямо, либерал хуев.

– Понятно. Ты поспокойнее, поспокойнее. Никуда от нас не уйдет, – отвечает Николай, подходит к окну, отдергивает штору и внимательно рассматривает дом напротив. Там все темно и наглухо закрыто. Только где-то внизу, справа, на первом этаже в кухонном окне медленно вздымаются и опускаются чьи-то огромные оголенные руки. Николай приглядывается, но ничего различить не может.

Да, многие с нескрываемой неприязнью говорят про Рената. Замечают, что он просто пошлый гипнотизер и экстрасенс. Почему пошлый?

Видели его в Индии, под Махалпродежем. Среди непереносимой жары и почти удушающей сырости под открытым ослепительным солнцем он сидел на каком-то каменном возвышении в позе лотоса и, естественно, ни на кого не обращал внимания. Сразу узнавшие его наши туристы осторожно окликнули. Он вроде бы даже ответно покачнулся. Но тут, к вящему ужасу, все заметили, что сам он по-прежнему сидит на месте, а его точная, переливающаяся, как сверкающими водяными, вернее, матовыми ртутными каплями, копия, но в женском варианте плывет к ним, улыбаясь и вынимая откуда-то и отпуская от себя гигантские дымчатые и исчезающие в густом, влажном и перегретом индийском воздухе прозрачно-поблескивающие, словно мыльные, пузыри, внутрикоторых различались буквы русского алфавита – К, Ф, М, А, З. И затем почему-то два раза И. Потом Т и Е. Потом выплыла буква М.Посомневавшись, ее идентифицировали как букву латинского алфавита.

– Mistery! – догадался кто-то из владевших на тот момент в достаточной мере английским. – Тайна, по-английски.

Вслед тому, не подтверждая, но и не отрицая, поплыли и вовсе какие-то нераспознаваемые знаки неведомых языков, перемежающиеся цифрами. Как это было понимать? Все попросту отпрянули. Сверкающая же, переливающаяся женская субстанция им и не навязывалась. Она все это совершала, оказывается, самое для себя и для какой-то не ведомой никому высшей и провиденциальной цели. Она медленно прошла сквозь растрепанных российских туристов и сотню других иноземных и разноязычных обомлевших созерцателей, удаляясь в северном направлении. И исчезла. Сам же Ренат, безучастно улыбаясь, продолжал сидеть не шелохнувшись на своем месте. Вернувшись в Москву, пораженные свидетели расспрашивали у знакомых. Те утверждали, что Ренат все это время был в городе, чрезвычайно занятый и озабоченный какими-то своими делами и проектами. Однажды только он вроде, как говорили, «взялся за старое», но быстро пришел в себя.

– А по ночам, по ночам вы следили?

– Отчего это мы будем за человеком по ночам следить! Что мы ему, жены или любовницы? – даже несколько обижаясь, отвечали вопрошаемые обоего пола.

– Вот и упустили.

– Куда упустили? Кого упустили? И вообще, почему это мы должны были его упускать или не упускать?!

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия