Читаем Монстры полностью

Коза обернулась на них удлиненным иконописным, почти трагическим лицом. Сдвинув брови, подняла красивые ресницы и внимательно посмотрела на Рената. Так, во всяком случае, тому показалось. Хотя со значительного расстояния, на котором она находилась, весьма трудно было точно определить направление ее взгляда.

– Изучает, – покачал с одобрением головой Александр. – Странная. Свое собственное молоко пьет. Доят и ей тут же дают.

– Поздно. Сейчас, видимо, попросят, – приятель оглянулся куда-то в желтоватую глубину зала. И вправду, словно вызванная его провоцирующим взглядом, от дальней стены пустынного помещения объявилась и направилась к ним женская фигура в белом фартуке.

– Мальчики, – привычно игриво, но не впадая ни в какое особенное панибратство, обратилась она. – Платить будем?

– А может, не будем? – пошутил приятель.

Ренат молча взял зависший в ее руке счет. Вынул из кармана свалявшиеся бумажки и положил на стол. Официантка не считая взяла. Повернулась и направилась назад в глубину, в сторону подсобки. Приятели проводили ее взглядом.

– Как думаешь, сколько ей лет? – спросил приятель. – Судя по манерам – старой, доброй, советской, семейной формации.

– Да уж, – усмехнулся Ренат. – Может, пойдем тут недалеко. Напротив, через Кольцо. Дом художников. Там допоздна.

Вышли в сгустившийся сумрак. Однако направились прямо перпендикулярно нужному направлению, к гранитному парапету спокойной широкой реки. Подошли. Молча облокотились, наклонившись к воде.

Река, не покачиваясь, стояла высоко налитая между двух прочных сдерживающих гранитных ограждений. Ее перебегали многочисленные змеящиеся подергивающиеся и резко прерывающиеся дорожки от фонарей на противоположном берегу. Ренат окинул взором знакомую диспозицию – сгущающаяся тьма за спиной, пустота, мрачное стояние здания Генштаба на противоположной стороне и единственно светящееся окно на последнем этаже соседнего с ним дома. Пригляделся. Из двух ожидаемых женских фигур в окне маячила одна. Специфическим способом перефокусировки зрения Ренат приблизил ее на расстояние вполне подробного рассмотрения. Вернее, не выделяя из всего окружения ни масштабно, ни пространственно, он сконцентрировал ее саму до такой степени отчетливости и подробности, что мог разглядеть мельчайшие детали, но в мельчайшем же и размере. Заметил слезы. Невозможно! Женщина в окне прямо и пристально глядела на Рената, не подавая ни малейшего знака к возможному прояснению ситуации.

– Что? – прошептал Ренат.

– Что? – переспросил приятель.

– Да так, – отвечали ему.

– Нужно ждать. Извини, – и отпустил изображение обратно в его естественное визуально-топографическое состояние. В прохладу сырого вечереющего пространства.

– Поговорил? – приятель обернул к нему лицо.

Ренат взглянул на него. На его губах застыла несколько нелепая улыбка удовлетворенности всем происходящим. Ренат быстро окинул взглядом парк, отмечая возможные места, чреватые точки пространства. Таких было не больше пяти-шести. Оттуда появились вполне человекообразные фигуры, направляясь к выходу. Их подлинную суть на таком расстоянии определить было трудно. Иногда контуры отдельных из них начинали принимать странные очертания, отекая, расплываясь, неожиданно выбрасывая в сторону некий саможивущий сгусток чернильной темноты.

– Что это мы застряли? – проговорил приятель, выпрямляясь и отрываясь от парапета.

Они решительно направились к выходу, уже не оставляя за спиной ни единого посетителя. Только словно приклеившаяся к их спинам тьма как длинным упаковывающим полотном покрывала вослед их движению все исчезавшее за ними пространство. Как говорил поэт: Простор Вселенной был необитаем, и только сад был местом бытия.

И завершается глава.

И-3

Немалый отрывок, расположенный где-то по соседству с предыдущим

Они стояли у высокого, как театральные подмостки, деревянного крыльца дачи и взглядывали наверх. Приятель громко окликнул:

– Зина! Зинаида!

Тут же отворилась, словно только и ожидавшая этих позывных, дверь. На крыльце показалась высокая худая женщина в длинном черном платье, перехваченном в узкой талии широким, почти армейским кожаным ремнем. Снизу, как на авансцене, фигура смотрелась монументальной и несколько даже устрашающей.

– А, Сашок, – протянула она низким хрипловатым голосом. – Думали, уже и не приедешь.

– Как же, как же. Я человек слова, – с несколько ернической интонацией отвечал снизу маленький, немного суетливый Сашок. – Вот. Привез, кого обещал.

Ренат отметил про себя это «кого обещал».

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия