Монстры

– Да какая, блядь, на хуй, скульптура, Ренатик, мой дорогой, блядь! – воскликнул тот и снова озарился улыбкой. – Ебаться-колупаться. Бизнес, блядь. Но небольшой, небольшой. Мы же, блядь, не накопители какие-нибудь ебаные. Мы же растратчики. А? Патлач, блядь, на хуй, ха-ха! – откинулся и окинул взглядом соседние столики. – А Андрюха-то, того! – без всякого перехода перекинулся он на другую тему. – Спился, блядь. Скололся, на хуй.

– Я его давно не видел, – сухо отвечал Ренат.

– Ты чего, блядь? – воззрился на него скульпор. – Ближайший друг, ебить. – Вынул из кармана зазвонивший мобильник и стал оглушительно орать на весь зал. – Что? Да-да, блядь. Визу, на хуй, блядь, сделал. Еб твою мать, а я о чем? – спрятал мобильник в нагрудный карман рубашки. – Вот так вот. А ты что, старый хер?

На них оборачивались с явно недовольными лицами. Соседний столик был опасно заселен широкоспинными людьми. Один из них, с трудом повернув круглую голову на могучей шее, чуть-чуть разворачивая и весь циклопический торс, обратился в сторону нашего столика.

– Алик! – крикнул он, вскинув вверх короткую руку.

– Эдик! – ответно вскричал Алик, наклонился на стуле, приняв опасный угол наклона, дотянулся до Эдика, звонко хлопнул его по спине, оттолкнулся и опять принял вертикальное положение. Опять неслабо хлопнул его по гулкой спине и оборотился к Ренату: – Помнишь Ануфриева? Такой еще националист заебаный? Знаешь, где его встретил? Ни за что, блядь, не поверишь. В буддийском монастыре, на хуй. В Австрии, Фельденкирхе. Городок в Альпах, – опять оборотился на зал и помахал кому-то. – Там у меня сидит баба, блядь. Кстати, дочка этого самого Ануфриева. Машка. Классная девка. С сестрой, между прочим. Сейчас! – закричал он в сторону дальнего стола. – Ты их должен знать. Машка и Аня.

Ренат знал Ануфриева с детства. То есть не знал, но видел, как тот, моложавый, однако уже солидный и торжественный, с окладистой бородой, в вольготном белом чесучовом костюме и белой же широкополой шляпе выходил из своего дома в Тарусе и направлялся по ущелью в сторону Оки. Но это в давние-давние времена. Потом куда-то исчез. Потом и сам Ренат съехал. Ни жены, ни дочерей Ануфриева он не припоминал.

– Ну, Ануфриев, блядь! Русский, блядь, на хуй, радикал, – настаивал Алик.

Ренат пригляделся и увидел за дальним столиком двух молодых удивительно похожих друг на друга девиц. Они, склонив светлые головы и прижавшись обнаженными плечами, о чем-то переговариваясь, улыбались. Изредка разом вскидывали глаза и смотрели в сторону Рената. Именно в его сторону. Когда Алик шумно вскакивал и в очередной раз отбегал, они не следили глазами его перемещения по дымному прокуренному залу, но по-прежнему внимательно смотрели на Рената. И улыбались.

– Ануфриев там за своего, – снова раздалось за спиной. – Лысый, блядь, обритый, с пузом. В оранжевой тунике. Прямо хоть с его складок Лизиппа и Праксителя лепи. Слушай, это ведь ты мне тогда пиздил про разные там сущности и астральные тела? Ну я и начал монстров ебенить. Знаешь, блядь, старик, не поверишь! Я тебе должен! Сукой буду, должен. Когда я попал к этим буддистам ебаным, так они прямо зависли. Это, говорят, блядь, на хуй – аватары. Духи, значит, всякие перерождающиеся. А хуй их знает, может, и вправду. Ну, я им лапши на уши навесил. Понятно, постарался без мата. Ты знаешь, как мне это трудно. Практически, блядь, невозможно, – и рассмеялся.

– Так они, буддисты, все одно мата не поймут. Для них это как мантра, – насмешливо вставил приятель Рената.

– Мантра-хуянтра, – отпарировал Алик. – Там практически все наши. Этот бухгалтер – Кащей! Мудила. Лезет во все. И толстый, ну, главный. А Ануфриев, он, блядь, таким матом-перематом изъясняется. Даром что, блядь, националист. Национальные, на хуй, корни. Я им все как нужно изложил. Как ваш этот, Александр Константинович, помнишь? И что он с балкона-то ебанулся? Пьяный, что ли, был?

– Да не пил он. Не пил.