Читаем Монстры полностью

Зинаида легко держала на весу тяжелые мясистые ладони Рената, словно взвешивая их. Она удовлетворенно склонила голову набок. Струйка дыма от положенной в пепельницу сигареты попала ей в глаз. Она отняла руку, и одна тяжелая ладонь Рената плюхнулась на стол. Зинаида улыбнулась, протерла глаз и снова взяла в свои руки обе ладони молодого гостя. Она легко поглаживала их, пристально глядя ему в глаза. Ренат ничего не видел, кроме смуглого лица и черных впадин ее глаз. Ему показалось даже, что глаза просто вынуты и на их месте чернеют провалы. Выклеваны вороном. Выпиты медведем. Выковырены ложкой. Их просто не было. За достаточно узким входом в глазницы пространство сразу же стремительно расширялось во все стороны. Какая-то неподвижность и одновременно встревоженность царила там. По боковым, ускользающим силовым линиям все устремлялось вглубь и там пропадало.

Но вот снова Ренат увидел ее глаза, улыбку, смуглое напряженное лицо. Он даже как будто отодвинулся от нее на громадное расстояние, вместе с тем не приближаясь к стене. Его нечувствительные руки оставались у Вероники. Тьфу, он перепутал! Какой Вероники – Зинаиды! Конечно же Зинаиды. Руки его вдали были маленькие и точно очерченные. Ренат с трудом попробовал пальцы и наблюдал их удаленное шевеление. Они смотрелись отдельным элементом отлетевшей от него на значительное расстояние картинки, в пределах которой он мог уже наблюдать Зинаиду целиком, в длинном черном платье и в черных же сандалиях на босу ногу. Хотя, конечно, целиком наблюдать ее он никак не мог, так как стол обрезал ее ровно по пояс. Образ стал постепенно ослабевать.

– Вероника! – закричала Зинаида и обернулась на дверь. Дверь была затворена. – Вероника! – Зинаида быстро, но осторожно положила обе руки Рената на стол в том же состоянии, что и держала. То есть ладонями вверх. Стремительно отодвинула стул и резко встала. Быстро подошла к двери, рывком отворила и скрылась за ней.

Ренат потряс головой. Повернул лежащие на столе руки ладонями вниз и пошевелил пальцами. Он немного даже покривился от полуболезненного ощущения наплыва покалывающих мурашек в кончиках онемевших пальцев. Сидевший в конце стола Александр с улыбкой наблюдал за ним.

– Что там? – не поднимая рук со стола, поинтересовался Ренат, подбородком указывая в направлении двери.

– Женщины, – развел руками Александр. – Все поделить не могут. Я ведь тебя Зинаиде привез. Вот Вероника и ревнует.

– Меня? К Зинаиде?

– Ну да. Она никем из предыдущих не заинтересовалась. Я Андрея привозил. Ивана. Гоша вообще произвел на нее комическое впечатление.

Ренат был весьма удивлен. По его представлениям, все они весьма и весьма пренебрежительно относились к Александру. Даже в расчет не принимали при шутливом, но и одновременно нешуточно-пристрастном распределении будущих возможных ролей и наград. Не приглашали на чтения и выступления, не говоря уже о частных вечеринках и простых безудержных попойках. Изредка его лицо мелькало в толпе многочисленных соучастников.

– О тебе она от Александра Константиновича узнала. Как раз незадолго до смерти, – взгляд Александра стал пронзительным, почти как у Зинаиды.

– Александр Константинович тоже? – еще больше поразился Ренат.

– Ну да. Бывал здесь. Но в основном на соседней даче. Юноши разные, – Александр с легкой усмешкой кивнул в сторону развешанных фотографий.

В глубине дома слышались смутные неразличаемые голоса. Ренат подался чуть вперед, пытаясь хоть что-то разобрать. Александр по-прежнему улыбался. Ренат кивнул в сторону двери.

– Да покричат, поскандалят, Зинаида отправит Веронику погулять. Потом позовет назад. Помирятся. Они ведь друг без друга не могут. – Раздался звук входной двери. – Во, пошла гулять наша Вероника.

Вернулась Зинаида. Решительная и возбужденная. С шумом села на стул. Замерла на мгновение. Бросила значимый взгляд на Александра. Он ответил ей понимающим кивком. Следом неожиданно резко схватила руки Рената, так и лежавшие до сей поры на столе. Ренат почувствовал что-то вроде ожога и мгновенного онемения. Зинаида всматривалась в его глаза. Трудно сказать, сколько прошло времени, но когда Ренат оторвал взгляд от лица Зинаиды и обратил его на свои руки, то увидел, что они прямо почернели до локтей. Хотел отдернуть, но не смог. Они, его руки, своей чернотой включились во все черное, сливаясь с платьем, лицом и глазами Зинаиды. Она же медленно удалялась с его почерневшими и словно совсем отделившимися от него руками. Ренат дернулся. Все исчезло. Он потирал занемевшие ладони. Зинаида улыбалась и поправляла волосы. Александр тоже улыбался и внимательно разглаживал перед собой скатерть.

– А кто же был этот Александр? – поинтересовался приятель.

– До сих пор не понимаю. Помнишь, я рассказывал, мы позже путешествовали с ним по Средней Азии. Вел он себя так, словно ничего и не было. Как отрезало. Я несколько раз пытался расспросить про Зинаиду и Веронику. Он отшучивался: Какая Зинаида? Какая Вероника?

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия