Читаем Монстры полностью

Тяжелые рыцари в клубах поднятой ими и неотступно преследующей пыли, спустившись и свернув с широкой дороги, по которой двигались попарно длинным извивающимся змееподобным телом, поблескивая подпрыгивающим и играющим на солнце металлическим чешуйчатым покрытием, направлялись напрямую к холму. Была самая середина дня. Середина июля. Солнце стояло высоко и прожигало сквозь оседавшую узорчатую пыль, раскаляя покачивающийся металл людской и конской амуниции. Слабый ветерок, добегавший досюда от спокойной реки, залегшей в глубокой ложбине, вряд ли мог освежить. Высоко в небе, раскинув темные крылья с подозрительно-безразличным видом, проделывая огромные медлительные круги, на разных высотах парили безмолвные птицы. Их разнообразные направления и уровни полета представлялись какой-то осмысленной, приведенной в движение рукой мощного и неумолимого механика, порождающей системой. Порождающей свое прошлое и обеспечение ближайшего будущего. При долгом рассматривании проглядывались прочерченные тоненькие линии сложнейшей пространственной конструкции, по граням которой и совершались эти сложностроенные передвижения. Снижавшиеся твари как будто случайно задевали черным крылом кого-либо из облитых металлом и нечувствительных всадников. Крайние перья крыльев были по-дьявольски вздернуты вверх. Их мрачный вид произвел бы впечатление, сумей кто-либо из людей заметить это. Правда, челядь, бегущая по бокам и вослед колонны, не обремененная спасительной и ненужной амуницией, временами бросалась врассыпную при подобного рода налетах. Но что она значит – челядь?! Пустой и бессмысленный народ. Да и не на них все это было рассчитано.

Всадники случаем, нехотя, в прорезь железных масок бросали взгляд на зловещих и осмысленных птиц и снова упирались глазами в цель, маячившую уже на вполне достижимом расстоянии. Среди разнесенного на многие километры во все стороны пространства глухие, утопающие в пыли, траве и мягкой податливой почве звуки копыт, позвякивание железяк, неразличимые голоса сплелись в один душноватый и мягкий ком, катившийся вдоль дороги к холму.

Дорога при таком медленном и словно неохотном движении заняла почти полдня. Изучаемый на все сокращающемся расстоянии пристрастными и недоверчивыми глазами опытных воинов и нетерпеливого молодняка холм равнодушно возвышался в постоянном, почти неприближающемся отдалении. К середине дня все-таки достигли. Солнце стояло вертикально, единственным мощным лучом упираясь в него. Либо, могло показаться, воздвигаясь прямо из самого его центра.

Рыцари утомительно долго выстраивали огромное, почти двухкилометровое кольцо окружения. Лошади были медлительны и неподатливы под тяжелой амуницией, отягощенные к тому же не менее тяжелыми всадниками. Впрочем, подобное было привычно. Слепни, мухи и прочие знойные насекомые залезали под упряжь и амуницию. Бесчинствовали, безумствовали и зверствовали там, приводя бедных животных в беспокойство и самопроизвольное яростное движение. Все построения с трудом представлялись результатом осмысленных маневров и перемещений посредством маленьких мускулистых живых, порой трогательно-тоненьких ног послушных животных. Казалось, невидимая рука огромными мягкими пальцами осторожно движет, направляет медленным потоком эти, каждый в отдельности жестко сконструированный и слаженный, предметики по назначенным местам. Иногда, представлялось, тихо и ласково берет их, поднимает на немалую высоту, недолго держит в горячем разреженном воздухе, отряхивая патину и придорожный прах, снова проявляя в первоначальной посверкивающей чистоте и металлическом блеске, и легко переносит в нужное, заранее оговоренное место. Кем оговоренное? Не нам с вами судить. Клубы неоседавшей пыли временами вообще придавали картине вид магического действа по порождению некой субстанции из полнейшей пустоты. Из ничто. Облакоподобные образования покрывали все непрозрачной пеленой, взаимоперемешивая внутри себя, образуя порой совершенно немыслимые сочетания и переплетения людских, животных и фантасмагорических тел. Доносились ржание и отдельные начальственные голоса. Потом все рассеивалось, и картина принимала более-менее отчетливые очертания. Снова заволакивалось. Затем проступало в почти стереоскопической отчетливости. Особенно если смотреть сверху, с огромного удаления.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия