Читаем Монстры полностью

Мужичонка приближался. Стало заметно, что к двум противоположным вращательным моментам пыли и тела прибавлялся еще один. Голова его вращалась совершенно отдельно, самостоятельно, в скорости своего верчения намного превышая тело и веретенообразный столб пыли. Каким ни странным это могло показаться, но в тот самый момент оно нисколько не поразило Рената своей несообразностью. В смысле, нисколько не несообразнее всего остального. Жестко скрученный всеми своими разнообразными вращениями волчок оказался уже на дистанции прямого досягания. В прохладной и сыроватой белесой северной ночи Ренат почувствовал нарастающий жар. Он обдавал Рената с левой стороны, в то время как правая была прохладна, постепенно обретая даже ледяную степень пропадания, отваливания от другой половины. Утяжеляясь и обретая неповоротливость. Боль в левом виске несколько рассосалась. Ее центр передвинулся к затылку и там сконцентрировался в маленькую жалящую точку, придав неподвижность шее и всему костяку.

Застыв, почти окостенев, Ренат завороженно следил яростную, яркую, неистовую, даже радостную, но и ужасающую картину, явленную ему посреди белесых, словно отпущенных на вечный покой, выровненных просторов. Вокруг зоны вращения Ренат замечал огромное пространство просушенного желтоватого воздуха, выделявшегося на фоне обступавшего и набухшего по границе тяжелой влагой серого островного. Что-то почти насильственно и неотрывно направляло его взгляд в самый центр этого образования. Именно так – «образование» – воспринимал и называл его для себя Ренат. Не отдельные там вздергивающиеся руки-ноги, вертящаяся сухонькая головка, коконы облегающих слоев воздуха, а именно такое вот комбинированное образование. Безумный старичок уже находился на расстоянии нескольких шагов. Он щерился во весь свой беззубый, чернеющий рот. Провал рта был настолько глубок, что казалось, проходил насквозь череп и уходил в неведомую черноту. То есть сразу, минуя облегающий воздух, проваливался в другую, словно нездешнюю, первичную тьму.

«Может, пьяный? – неубедительно подумалось Ренату. – Из какой-нибудь удаленной заимки», – на ум пришло именно это не очень понятное слово «заимка».

Ренат потом расспрашивал местных. Описывал внешность странного человека. Его неординарный наряд и специфический способ перемещения.

– А в какую сторону вращался? – внимательно прислушивались собеседники.

– По часовой стрелке.

– Туловище или голова?

– А вы знаете, что они в разные стороны вращались? – удивлялся Ренат и всматривался в собеседников.

– Да просто так спросил, – уклончиво отвечали и застывали, вперяясь неподвижным и ничего не обозначающим взглядом в Рената. Он не отводил глаз.

В глубине парка Ренат заметил фигуру. Она странно петляла. Человек приближался чрезвычайно медленно, как будто даже и не продвигался вперед. Не спешил. Оттуда, от него неожиданно налетела волна сырого тяжелого воздуха. У Рената перехватило дыхание. Сзади, со спины тоже подпирало что-то плотное, упругое, влажное. Ренат обернулся на реку. Вода поднялась почти до уровня парапета.

«Прилив, что ли? – подумал Ренат. – Разве у рек бывают приливы?» – улыбнулся он нелепости своего предположения. Вспомнил, как раздетые, абсолютно голые сестры, беспечно раскинувшись у дальней спокойной балтийской воды, шутили:

– Прилив, отлив, недолив, – взглядывали на Рената и заливались мелким серебристым смехом. Ренат нехотя улыбался в ответ – действительно ведь смешно. И отводил взгляд от их обнаженных тел. Они же наподобие ящериц подползали к нему, валили на песок, взбирались на него и беспрерывно повторяли, смеясь:

– Недолив! Недолив! Недолив!

– Ну, недолив, – соглашался он.

– Тогда перелив, – настаивали они.

Опрокидывались на спину и наблюдали медленно и низко проплывающие тяжелые звероподобные облака.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия