Монстры

– А как ее звали? – быстро-быстро, будто бы невзначай, будто бы что-то такое случайное и необязательное, должное как бы и незамеченным проскользнуть мимо ушей, спросил Ренат. И быстро отвел взгляд. – Среди вас звалась же как-то. В смысле, вон пошла или пришла такая-то.

– А никак – удовлетворен? А? Или Ирина-медведь.

– Я так и думал.

Посередине реки прорезался гребень. Это было привычно. Другое дело, что воспоследует? В разное время при разных обстоятельствах и разных свидетелях разное приключалось. Хотя что могла породить тотальная сырость – только такие же фантомные капельные образования, не достигавшие берега и тоскливо возвращавшиеся назад в первичное плотнотекучее свое состояние. Ренат отвернулся и стал вглядываться в дальнее промелькивание огней и теней, надеясь разглядеть приближающегося Николая.

Тогда на острове долгой белесой ночью он вышел покурить на крыльцо. Стоял, всматриваясь в направление дальних вырубок. Переутомленный и перевозбужденный, проспав не более двух часов, он решительно проснулся в неком ясном, но тревожном состоянии. Поднялся, вышел из избы. Марта спала. Она не пошевелилась даже на резкий и отвратительный скрип отсыревшей входной двери. Ренат быстро и хищно обернулся на нее. Проснись, она заметила бы в темноте зеленоватое поблескивание его глаз. Но она спала. Лежала без движения, закрытая натянутым по самые брови тяжелым влажным ватным одеялом. Осторожно ступая босыми ногами, Ренат вышел на крыльцо. Было тихо и смутно. Он окинул взором плоские, далеко проглядываемые полусумрачные белесоватые пространства. Вдали, у вырубок заметил слабое мерцание. За вырубками серела, словно стянутая серой металлической пленкой, северная ледяная вода. Совсем-совсем вдали проявилось парящее над поверхностью моря видение никогда досель Ренатом не замечаемого голубоватого острова с выделяющимися на фоне бледного неба контурами какой-то полуразрушенной постройки.

– Монастырь, что ли? – пробормотал Ренат и снова обратил взгляд на желтое мерцание посреди затянутых редким туманом вырубок. – Болотные огни?

Огонек постепенно нарастал, двигаясь вдоль неширокой проселочной дороги, приближаясь к деревне. К дому. К крыльцу. Уже можно было рассмотреть некое пылевое вертикально-вытянутое веретенообразно вращающееся облачко, внутри которого сам этот огонек, медленно превращавшийся из желтоватого в слабо-оранжевый, тоже вращался. Но в обратную сторону. Откуда здесь, посреди вездесущей сырости, висевшей в островном воздухе постоянною взвесью мелких капелек, да и всеобщей повсеместно проступающей каменистости почвы, этот высокий столб свободно образующейся пыли? Огонек внутри облачного окружения постепенно обретал вид и образ некоего шевелящегося и вращающегося существа. Ренат прищурился. От напряжения сразу же невыносимо заломило левый висок. Прямо продавливало его в какую-то внутреннюю кипящую потьму. Ренат встряхнул головой. Боль не проходила. Приложил к голове три пальца щепотью, словно пытаясь вытащить пылающую иглу. Она уходила внутрь, и боль тупела.

Сузив глаза, Ренат приглядывался. С удивлением смог различить он у этого образования странные подобия щупалец, разлетающихся в разные стороны. Но, по-видимому, так прочно связанных с центральным стволом, что после нескольких мгновений беспорядочного блуждания они тут же возвращались к месту своего трудно различаемого крепления. Крутящийся столб приближался, все время, как волчок, чуть-чуть отклоняясь от прямого пути. Однако почти сразу стремился обратно, на осевую линию своего движения по направлению к Ренату. И только тут, окончательно разогнав полуночное смутное состояние, Ренат разглядел движущийся на него светящийся объект. Ничего странного и запредельного не было. Все виделось теперь и объяснялось абсолютно просто и однозначно. Некий мелкий мужичонка, подвыпивший или зашедшийся по неведомой причине в танцевальном экстазе, вертелся и крутился в непонятной, даже ожесточенной пляске. Его ноги и руки словно резко и окончательно отлетали от него в яростных центробежных жестах. Тут же возвращались, почти соударяясь и ударяясь в него самого. И снова отлетали прочь. Абсолютно беззвучно. Эти вот вращения и соударения свободно болтающихся членов поднимали окрестный столб пыли, плотно прилегавший к мужику. Одет он был в неподобающую ярко-красную рубаху, которую здесь редко и увидишь.

– Почему это? – спрашивал Ренат позднее у Георгия.

– А потому что сырость вокруг, – отвечал тот невразумительно, медленно оглядывая знакомые ему до мельчайших подробностей окрестности. Все было спокойно и прохладно.

– А отчего ты такой сухой? Прямо жаром пышешь, – иронически заметил Ренат, на мгновение почувствовав превосходство на их многодневной дистанции эдакого, что ли, соревнования.

– Да и ты нехолодный, – без видимого труда отпарировал Георгий. Медленно, как бы даже со скрипом поднялся и тут же неожиданно легко и стремительно удалился в сторону тех же вырубок.