Читаем Монстры полностью

– Так он же в нашем монастыре уже лет десять как живет-обитает. – Опять было сказано вполне даже изящно. – Он служил в том самом отделе КГБ, который и занимается монастырем. И в очень высоком чине. В самом начале эксперимента. Жена его там тоже работала. Они осуществляли специальный индивидуальный проект. Что-то там не получилось. И она погибла.

– Не рассчитал силу удара сапогом? – вставил я.

– Наверное. Что-то в этом роде, – нисколько не удивился вопросу Христиан. – Он ее долго держал в специальном холодильнике. Сведения просочились наружу. Шум был. Его не судили, но выгнали из ГБ. Он потом работал в каком-то заведении бухгалтером. Потом бежал. Кстати, они с Воопопом еще по Москве знакомы.

– По КГБ?

– Нет, нет, он бухгалтером работал, после того как его выгнали. Он помог мне со связями здесь. Имена дал, телефоны. – Я оглянулся на соседнюю компанию. Она как-то странно замерла, словно боялась пошевелиться или произвести какой-либо излишний шум. – Он про все это роман написал. В ГБ узнали. Естественно, не понравилось. Ему пришлось бежать в Швейцарию. Вот теперь вместе с Воопопом в монастыре.

– А ты откуда все в таких подробностях знаешь? – мои замечания и вопросы приобретали тон все возраставшей нервозности, никогда не возникавшей у меня досель в беседах с терпимыми иностранцами. Ну, разве только, если приезжали уж и вовсе непобедимо-яростные левые, пытаясь поднять уставший советский народ на последнюю смертную борьбу с империализмом, западным экспансионизмом, за свободу угнетенных трудящихся, целых наций и гомосексуалистов. Однако у местных людей уже давно была повыпита вся витальная и социальная энергия. Как правило, западным активистам удавалось подвигнуть на отдельные благородные акции только сознательное и всегда готовое на подобное советское правительство. Оно возило их не очень уж изможденные яростной классовой борьбой тела по всевозможным курортам и санаториям. Одаривало американскими деньгами, оружием и отправляло восвояси. Сейчас, естественно, все переменилось. Мы другие. Иностранцы другие. Все другое.

Не знаю, смог ли Христиан проверить, синхронизировать свои наблюдения с пресловутым бухгалтером. Как я уже говорил, по возвращении в Швейцарию он почти сразу же погиб самым нелепым образом. Наинелепейшим. Рассказывают, на отвесной скале, где он находился, его кто-то окликнул с такой же отвесной, противоположной, но только гораздо-гораздо более высокой. И он шагнул в разделяющую их пропасть. Понятное дело, чем это могло кончиться и кончилось. Хотя, странно. Кто мог слышать и видеть? Но рассказывали. Рассказывали, как, прямо глядя перед собой, бестрепетно и с неким сознанием осмысленности и должности этого поступка он шагнул в безумную пропасть. Ходили глухие слухи о вовлеченности, задействованности каких-то тайных представителей неких стран. Да и где такого рода слухи не сопровождают все, не могущее быть объясненным наипростейшими, банальными причинами и обстоятельствами. Везде чудятся неимоверные заговоры и сговоры темных таинственных сил. Ну, может, оно так и есть. Есть-то оно есть, да вскорости забывается. Все забывается, прости Господи.

Христиан опять оглянулся, однако компания успела незаметно покинуть кафе. Мы сидели в полнейшем одиночестве.

– Все-таки подслушивали, – проговорил Христиан.

Мы подозвали официантку – несколько уменьшенный, но и улучшенный на добрый старосоветский манер вариант Мэрилин Монро. Впрочем, подобными Мэрилинами у нас в свое время были полны универсальные магазины, рестораны, авиакассы, конторы, различные бюро и секции творческих союзов. И никто не делал из этого никакой шумихи наподобие первобытных американцев с их пустыми героями и кумирами. Нет, нет, я совсем не в осуждение. Так, к слову.

Она подошла в меру расчетливо-торопливой походкой и, чуть отворотив в сторону лицо, словно не желала ощущать наше смрадное дыхание, протянула счет. Где-то около 350 рублей. Мы достойно выложили указанную сумму. Официантка спокойно, но несколько высокомерно, указательным пальцем левой руки отметила нижнюю строчку указанного счета. Там оказалась еще одна приписанная цифра. Все вместе выходило уже рублей около 900. Мы подивились. Стали рыться по карманам. Насобирали нужную сумму с небольшим, очень незначительным преизбытком. Отдали официантке и отправились к выходу. Она нагнала нас:

– Возьмите тридцать рублей сдачи.

– Не надо. Оставьте себе, – отвечали мы великодушно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия