И бесполезно. Ясно, что ничего уже не случится, не вернется и не сбудется. И юноша это знал. Знал лучше Рената. Знал заранее. И спрашивал уже без всякой надежды, но со слабым, остатним, неистребимым до конца ни в одном из человеческих существ ожиданием чуда. Но чуда не случилось. Не произошло. Ренат долго смотрел ему вослед. Повернулся и пошел к себе. К своему священнику. Поведал ему эту историю. На того она особенного впечатления не произвела.
– Государства рушатся, войны происходят. Народы исчезают с лица земли. А Царство Божие вечно и не подвержено мирским пертурбациям.
– Наверное, – слабо и даже как-то трусливо, что ли, согласился Ренат.
Домой вернулся часам к шести. Еще не темнело. Еще долго не будет темнеть. Стояла пора длинных, белесых прибалтийских ночей. Ренат бросил книгу на стол и не раздеваясь рухнул на постель. Не спалось. Хотя вроде бы мгновенно и заснул. И мгновенно же проснулся. Было странное ощущение. Взвешенность какая-то. Ожидание ли чего? Опасение?
Марта, что ли, вернется? – мелькнуло в голове. – Нет, так скоро не вернется. Он знал ее слишком хорошо. Сходить к морю, спросить, в чем дело? – он усмехнулся нелепой мысли.
Вышел на крыльцо. Во все стороны было видно на дальнее расстояние. Впрочем, со всех же сторон видимость была ограничена высокими и глубокими лесами. Вдали за ними тот же ровный бескачественный свет, продолжаясь, летел на километры до новых мощных естественных преград. Спиной Ренат чувствовал легкое, но настойчивое дыхание водяной прохлады, надвигавшейся от реки. Кто-то упирался в него мягкими, упорными, упругими и настойчивыми кошачьими лапами, пытаясь отодвинуть в сторону. Ренат слегка передернул плечами, но лапы плотно прижались к нему. Он чуть откинулся корпусом назад и уперся ногами. Давление нарастало.
И словно отодвигая ближайшее надвигающееся главное, Ренат припомнил еще одну историю. Вернее, она сама припомнилась. Сама вклинилась, отодвигая то, неведомое, грозящее подступить и все время обманчиво откладывающее время своего неумолимого явления.
Припомнилось из давней студенческой молодости. Как они втроем с приятелями целый день ползли вверх по высоким и мучительным горам на границе Киргизии с Узбекистаном. Куда ползли? Зачем? Шли куда глаза глядят. Молодость да беспечность! Да удаль! Впрочем, приятель из местных вел их уверенно, изредка покрикивая:
– Осторожно, – и указывал рукой на остывающих в тени премерзких гадов.
Вершины и перевалы, досель ведомые только по литературным источникам или кинолентам, воочию вставали один за другим. Один над другим. Казалось, им не будет конца. По миновании одной вершины, вроде бы самой высокой и последней, открывалась следующая, еще более высокая и, видимо, опять-таки не последняя. И даже не предпоследняя. И не предпредпредпоследняя.
Буйствовала ослепительная середина безумного среднеазиатского лета. Но и они были в самом зените своей молодости, здоровья, энтузиазма и неистребимости на этой земле. День клонился к концу. Из прохладных щелей на воздух выползали помянутые скорпионы, тарантулы и каракурты. Застывали, слыша всколыхивание почвы, и направляли свои ядовитые зубки, усы и волосики в сторону наших странников. Ренат вздрагивал и отскакивал в сторону на мощных упругих ногах. Приятели смеялись. Были они, действительно, неописуемо молоды и защищены небрежением и энергией. Уже на подходе к последнему таки, самому высокому перевалу, в упорном стремлении задрав головы, они заметили две застывшие фигуры. Их вид был запоминающийся и как-то особенно значим, что сразу же бросалось в глаза.
Один виделся высоким, худым, с длинной смоляной бородой. Солнце, бившее в спину, погружало лица незнакомцев в полнейшую непроглядную тьму. Другой – низкорослый, плотный, даже, если можно так выразиться, заскорузлый. Почти на самом гребне перевала поравнявшись со странниками, друзья невольно посторонились, пропуская их, с трудом удерживаясь на осыпающемся откосе узкой каменистой тропы. Но не посторониться не могли. И в это время из-за спин встречный сноп лучей огромного садящегося солнца хлынул в лицо. Друзья на мгновение почти ослепли. Когда обернулись, незнакомцы были далеко внизу. Высокий спускался медленно. Почти плыл. Его спутник суетливо то отставал, то, забегая вперед и пригибаясь, как-то снизу заглядывал в лицо сотоварищу. Его лицо, на мгновение схваченное скрывающимся солнцем, было испещрено крупными кожными складками и черными кривыми провалами между ними. На густых лохматых бровях вспыхивали крупные капли пота. Двое замерли вдали и тут же исчезли. Друзья поспешили вниз по другому склону перевала. До наступления полнейшей темноты им надлежало успеть в раскинувшийся у подножья хребта, шумный и яркий в преддверии какого-то местного праздника, священный Шахимардан.
Давление сзади нарастало. Ренат не сопротивлялся и словно плыл по воздуху, подталкиваемый вперед многочисленными лапками. Но в то же самое время, когда оглядывался, обнаруживал себя стоящим ровно на том же самом месте.
Сборник популярных бардовских, народных и эстрадных песен разных лет.
Василий Иванович Лебедев-Кумач , Дмитрий Николаевич Садовников , коллектив авторов , Константин Николаевич Подревский , Редьярд Джозеф Киплинг
Поэзия / Песенная поэзия / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Частушки, прибаутки, потешки