Читаем Монстры полностью

– Ну, изобретут какую-либо для специального эксклюзивного потребления. Приставку какую-нибудь. Имплантант. Специальный ввод и вывод. Представь, двухгодичные курсы по потреблению так называемой архаической пищи. Естественно, с персональным инструктором, стажировкой и особой системой техники безопасности. Кстати, все проблемы с вегетарианством тоже сами собой разрешатся. Зверюшек не надо будет губить. Ну, там одного-двух для этих специальных декоративных кормлений оставят. Отпустят всех коров, коз, овец, кур, свиней на свободный выпас. В зоопарки, которые откроют в каждом мало-мальском поселочке на деньги, сэкономленные от тех же пищеварительных затрат. Ходи, смотри на их благостные тупые морды и даже не подозревай, что можно кого-либо убивать, кроме себе подобных.

– Кстати, пусть себе волки и койоты спокойно размножаются, не боясь свирепых пастухов и их собак.

– Поля, луга освободятся. Проблема загрязнения почвы и воздуха во многом разрешится. И этот безысходный вопрос со всеобщим потеплением планеты, так как холодильники не нужны будут в таком количестве. Да и всякие там гербициды, генетически измененная и экологически чистая пища, отходы и их утилизация. Сверхкалорийная и полная холестерина пища вместе с порождаемым ими ожирением. Представь, поля и луга зарастут опять, как во времена до всякого подсечного земледелия. Леса, парки, сады! Даже людоедство исчезнет.

Увлеченные своим ажиотированным обсуждением утопического прожекта, во все время разговора они ни разу не взглянули на противоположные окна. Хотя там происходило нечто весьма увлекательное. Неординарное. Некий образовавшийся единый слипшийся ком отдельными, высовывавшимися из общей массы человекоподобными частями теперь только отдаленно напоминал персонажей предыдущих событий. Посторонний наблюдатель с трудом мог бы различить, конкретизировать и распределить детали по отдельным участникам. То рука старика почти дотягивалась до окна наших увлеченных собеседников. То огромное женское тело, правда, лишенное каких-либо половых и прочих признаков, но все равно угадываемое в своей неотменяемой женскости, почти вываливалось из окна. То вздергивалось нечто резкое, мучительное, острое, болезненно-детское. Я приглядывался и видел ровно освещенную кухню с мечущимися по стенам и потолку переплетенными тенями.

– Да, да! – вскрикивал приятель. – Не будет бесчисленных и мерзких свалок, переполненных крысами и гнилью. – Приятель обернулся на злосчастное окно с неугомонными, опять уже оформившимися в самоотдельные существа – бабой, мужиком и дитятей, – отъедавшими друг от друга мягкие, сами собой отваливающиеся пласты дышащей плоти. Огромные куски мяса взблескивали в их ртах яркой пунцовой окраской и мгновенно пропадали в черных глубинах, оставляя лишь по краешкам губ мелкий бисер рассыпанных красных пятнышек.

– Мне домой. Мне надо домой, – внезапно заторопился он, вскочил и с некой неожидаемой стремительностью направился к входной двери.

Пожалуй, этим беседам подступил и конец.

ШНебольшая вставка в серединку какого-либо повествования, могущая быть названной «ПАЦАНЫ»

– Айда под Володино! – произнес крепкий мальчуган с выпяченным животом, одетый в длинные как бы черные трусы, вылинявшие от долгой носки, стирки и жаркого летнего солнца спокойной среднерусской стороны. Он щурил щелки узких татарских глаз, отчего его лицо и вовсе превращалось в маленький подрумяненный блин. Высокое полуденное солнце вертикально упиралось в лысые послевоенные черепушки обритых наголо детских голов. Жизнь обустраивалась. Лето было долгое, пыльное, пустое и подлежало заполнению всякого рода нехитрыми занятиями, доступными по той поре малолетним сельским обитателям.

Ни ветерка. Только за километр отсюда воздух с неведомой силой проносился вдоль Долины Грез, врывался в русло Оки и с тихим, почти неслышным воем несся вниз, к Волге. Вдоль нее к Каспию, и дальше, и дальше. И дальше. А там и вовсе – в неведомые просторы таинственной Персии. Пролетая, он мягко ударялся о купол местной восстановленной церквушки, расползаясь по окрестностям редким мерным округленным и пряным звучанием. Как бы предваряя свои таинственные персидские скитания.

– Айда! – решительно кивнул серьезный Васька.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия