Стоп.
Изумление на его лице, должно быть, как в зеркале отражает мое собственное.
Мор ловит мою руку и смотрит на меня сияющими глазами.
– Со мной все хорошо, Сара.
Он не
– Нет, не хорошо. В тебя засадили столько пуль, что хватило бы вооружить небольшую армию.
Он пытается сесть.
– Я переживал и худшее.
Да, знаю. Я при этом присутствовала. Быть сожженным заживо – первое место в номинации «Самая поганая ситуация года».
Я отхожу от него к Джули и, щелкнув выключателем (ура, свет есть), начинаю рыться в седельных сумках. Пока я неспешно этим занимаюсь, из конского бока выпадает пуля и, глухо звякнув, падает на пол. Бедная лошадка.
В конце концов, рука нащупывает горлышко бутылки. Это «Ред Лейбл», я прихватила его на одной из наших стоянок. Немного больше времени уходит на то, чтобы найти бинт. Со всем этим я возвращаюсь к дивану, на котором лежит всадник.
Мор смотрит на то, что я принесла.
– Это
Не удивлюсь, если Мор боится моего внимания и помощи, даже больше, чем я – его.
– Мне захотелось с тобой поделиться, – разматывая бинт, я подхожу к нему.
Он пытается привстать, но я не позволяю зайти слишком далеко. Хватаю за плечо и принудительно укладываю на диван.
– Я сам исцелюсь, – настаивает он, хмуро переводя глаза с бинта на бутылку виски, которую я поставила на журнальный столик.
– Да, конечно, сам, – соглашаюсь я и приношу с кухни стул.
Сажусь и откручиваю крышечку с бутылки, пристально рассматривая раны всадника.
– Я против, – говорит Мор, но больше не пытается уклониться. Хотя, на самом деле, не знай я точно, что это невозможно, сказала бы, что в его глазах появилось любопытство.
– А я твоего согласия и не спрашивала, – я смачиваю бинт щедрой порцией виски.
– Раздражаешь.
Я удивленно поднимаю брови, потом киваю, соглашаясь с ним. Я могу быть ух какой раздражающей.
– Ты ведь не хочешь заставить меня страдать? – печально спрашивает он, внимательно следя за моими действиями.
– Я никогда не хотела, чтобы ты страдал, – отвечаю я. – Даже когда стреляла в тебя.
Подношу смоченную спиртным марлю к первой ране.
Когда ткань касается открытой раны, Мор громко шипит.
– Ты лжешь, смертная.
Получить десятки пуль и жаловаться, когда в рану попало немного спирта?
– Это дезинфекция.
– Я прекрасно могу очистить свои раны и без твоих жестоких методов.
Да ведь он прав.
– Отлично, – я встаю, иду в кухню и роюсь в шкафах, пока не нахожу пару стаканов. Возвращаюсь и, налив на палец виски в каждый стакан, один протягиваю Мору.
Он принимает его из моих рук, принюхивается и морщится от запаха.
– Это поможет унять боль, – объясняю я.
– Какая разница? – он опускает стакан. – В конце концов я все равно восстановлюсь.
– Ой, да ради… – плеснув себе двойную дозу, я залпом выпиваю виски и отставляю стакан.
Пациент из Мора просто ужасный.
Я снова берусь за бинт, собираясь хотя бы перевязать ему раны.
Но он ловит меня за руку.
– Сара, – тихо говорит он, – прекрати это. Я ценю твой порыв, но он напрасен.
Он еще говорит, когда из его шеи выскакивает пуля.
Смотреть неприятно.
Наши взгляды встречаются.
– Как скажешь.
Не собираюсь его уламывать – нет так нет.
Я встаю, прихватив бутылку «Ред Лейбл» и свой стакан.
Уже на середине комнаты меня настигает его вопрос.
– Куда ты?
– Хочу принять ванну.
Мне, черт тебя дери, просто необходимо побыть одной.
Я закрываю глаза и вытягиваюсь в ванне, держась за край и лениво покачивая стакан с виски. Мне почти удается начисто забыть, что жизнь целиком и полностью пошла под откос, и за нее не дадут даже коровьей лепешки.
В коридоре слышится топот и возня – это Мор пытается до меня добраться. Минуту спустя дверь, скрипнув, отворяется. Я чуть заметно приоткрываю глаза – только щелка, но достаточно широкая, чтобы увидеть, как он, хромая, пробирается в ванную, держась за живот, и сжимая в руке стакан с нетронутым виски.
– Я хочу остаться одна, – говорю я, снова закрывая глаза. Прикрыться? Не собираюсь тратить на это силы. Он уже видел меня голой. Не один раз. К тому же, вряд ли он воспылает ко мне страстью именно сейчас, когда едва не разваливается на куски.
– Смертная, ты определенно забыла, что являешься моей пленницей.
Была когда-то. И ему приходилось как следует меня стеречь, чтобы не убежала. Но что-то мне подсказывает, что теперь все иначе. Это должно меня беспокоить, но не сейчас. Думать мне больше не о чем.
Я фыркаю.
– Ты серьезно думаешь, что я собираюсь удрать?
– Ты пыталась в Ванкувере.
– И ты бы попытался, если бы тебя хотел растоптать всадник.