Далее, как мы сказали, дух дисциплины – это сдерживание желаний и самообладание. Достаточно обратиться к повседневному опыту, чтобы доказать, что эти сдерживание и самообладание совершенно отсутствуют вплоть до достижения довольно зрелого возраста. У ребенка совсем нет ощущения, что существуют нормальные пределы для его потребностей; когда он что-то любит, то хочет этого до пресыщения. Он и сам не останавливается, и не желает, чтобы его останавливали другие. Его не сдерживает даже имеющееся у взрослых представление о необходимости, связанной с естественными законами, так как у него нет ощущения их существования. Он не умеет отличать возможное от невозможного, и, следовательно, он не чувствует, что реальность противопоставляет его желаниям непреодолимые границы. Ему кажется, что все должно ему уступать, и его раздражает сопротивление вещей, так же как и сопротивление людей. Существует одна эмоция, которая особенно наглядно демонстрирует эту черту детского характера. Это гнев. Гнев, как известно, очень часто встречается у ребенка и часто принимает у него самые крайние формы. «Когда маленькие дети в ярости, – говорит Дарвин, – они катаются по земле, на спине, на животе, крича, нанося удары ногами, царапаясь, колотя по всему, что в пределах их досягаемости». Можно сказать, что в действительности они не прилагают достаточно усилий, чтобы успокоиться. Не существует психического состояния, так явственно противостоящего тому владению собой, которое предполагает дисциплина, так как оно как раз и состоит в кратковременном самоотчуждении личности. О том, кто находится в гневе, говорят, что он себя больше не ощущает, что он себя больше не осознает, что он вне себя. Дело в том, что мало существует чувств, носящих столь исключительный характер; когда оно вспыхивает, особенно если оно интенсивно, оно вытесняет все остальные; оно вытесняет все разнообразные впечатления, которые могут сдержать его, оно овладевает всем сознанием. Ничто его не может нейтрализовать; и этим объясняется его стремление к безграничности. Оно всегда сопровождает это чувство, поскольку в нем достаточно энергии, чтобы двигаться еще дальше. Частота проявлений гнева и его неистовость у ребенка доказывают поэтому лучше любого наблюдения его естественную невоздержанность. Кроме того, в данном отношении ребенок также лишь воспроизводит хорошо известную черту сознания первобытного человека. В самом деле, известна неукротимость страстей у дикарей, их неспособность сдерживать себя, их природная склонность ко всякого рода крайностям.
Мы видим, какова дистанция между пунктом отправления ребенка и пунктом, в который его нужно привести: с одной стороны, всегда подвижное сознание, настоящий калейдоскоп, не похожий на самого себя в каждое последующее мгновение, эмоции, движущиеся безостановочно, вплоть до полного изнеможения; с другой – стремление к регулярной и размеренной деятельности. Эту огромную дистанцию, которую человечество прошло за многие столетия, воспитание должно заставить ребенка преодолеть за несколько лет. Речь поэтому идет не о том, чтобы просто вводить в действие и стимулировать латентно существующие стремления, требующие лишь того, чтобы их пробудили и развили. Нам нужно сформировать из самых разных кусков исходные состояния, которые мы не находим предварительно уже сформированными во врожденной конституции ребенка. Тем не менее, хотя природа и не склоняет его изначально в подобающем направлении, так чтобы нам оставалось лишь контролировать и направлять его естественное развитие, хотя она и предоставляет возможность почти все делать нам самим, то очевидно, что мы не могли бы добиться успеха в нашем деле, если бы природа была против нас, если бы она была абсолютно невосприимчивой к тому направлению, в котором необходимо на ребенка воздействовать. Она не настолько податлива, чтобы можно было придать ей такие формы, которые она совсем не была бы способна принять. Необходимо, стало быть, чтобы у ребенка были если не сами состояния, которые нужно породить, то, по крайней мере, общие предрасположения, посредством которых мы могли бы себе помочь, чтобы достигнуть цели, и которые могли бы служить своего рода рычагами воспитательного воздействия вплоть до глубин детского сознания. Иначе оно будет для нас закрыто. Мы вполне сможем материально, извне, принудить ребенка к совершению определенных поступков; но движущие силы его внутренней жизни от нас ускользнут. Будет дрессировка; но не будет воспитания.
В действительности, существуют два фундаментальных предрасположения, два основополагающих свойства детской природы, открывающих ее для нашего влияния; это: детский традиционализм; восприимчивость ребенка к внушению, особенно к внушению повелительному.