Попутно мы отметили, что своеобразное начало морального воспитания содержится уже в том, что ребенка сразу же заставляют усваивать регулярные привычки; что у родителей есть также средство очень рано пробудить в нем своего рода первое ощущение морального авторитета. Мы, таким образом, вправе предположить, что когда он поступает в школу, он уже не в том состоянии морального нейтралитета, в котором он находится при рождении; что эти очень общие предрасположения, о которых мы только что говорили, уже начали конкретизироваться. Не вызывает сомнений, в частности, что, живя правильной, регулярной домашней жизнью, ребенок легче усвоит склонность к регулярности; и, шире, если он воспитывается в морально здоровой семье, то, например, благодаря подражанию он будет вносить вклад в поддержание этого морального здоровья. Тем не менее, хотя домашнее воспитание – это первоначальная и превосходная подготовка к моральной жизни, его эффективность очень ограничена, особенно в том, что касается духа дисциплины; ведь то, что составляет в ней главное, а именно уважение к правилу, почти не может развиваться в семейной среде. Семья, особенно в настоящее время, является совсем небольшой группой людей, близко знающих друг друга, постоянно находящихся в личных контактах; поэтому их отношения не подчинены никакой общей, безличной, устойчивой регламентации; но они всегда содержат и обычно должны содержать нечто свободное и непринужденное, что делает их невосприимчивыми к жесткой регламентации. Домашние обязанности отличаются тем, что они не устанавливаются раз навсегда в виде четко определенных предписаний, всегда применяемых одинаковым образом; они способны приноравливаться к разнообразным характерам и обстоятельствам, они зависят от характеров, взаимных соглашений, облегчающих привязанность и привыкание. Это среда, которая, благодаря своей естественно складывающейся теплой обстановке, особенно хороша для развития первоначальных альтруистических склонностей, чувств солидарности; но практикуемая в ней мораль носит главным образом аффективный характер. Абстрактная идея долга здесь играет меньшую роль, чем симпатия, чем спонтанные движения души. Все члены этого малого общества слишком близки друг к другу; вследствие этой моральной близости они слишком сильно чувствуют потребность друг в друге; они слишком хорошо понимают друг друга, чтобы было необходимо или даже полезно, посредством правил, регламентации обеспечивать их совместную деятельность. Конечно, все было иначе раньше, когда семья составляла большое общество, включавшее множество домохозяйств, рабов, клиентов; тогда было необходимо, чтобы отец семейства, глава этой группы, был наделен более высоким авторитетом. Это был законодатель и судья, и все семейные отношения были подчинены настоящей строгой дисциплине. Но сегодня дело обстоит иначе, потому что семья насчитывает уже небольшое число лиц, домашние отношения утратили свою первоначальную безличность, с тем чтобы обрести личный и относительно избирательный характер, плохо сочетающийся с регламентацией.
И тем не менее необходимо, чтобы ребенок научился уважению к правилу; необходимо, чтобы он научился выполнять свой долг, потому что это его долг, потому что он чувствует себя обязанным его выполнять, притом что эмоции не очень способствуют выполнению данной задачи. Это обучение, которое в семье может быть лишь неполным, должно происходить в школе. В самом деле, в школе существует целая система правил, предопределяющих поведение ребенка. Он приходит в класс регулярно, он должен туда являться в назначенный час, в подходящей одежде и с соответствующим настроем; в классе он не должен нарушать порядок; он должен учить уроки, выполнять задания, причем делать это с достаточным прилежанием, и т. д. Существует, таким образом, огромное множество обязанностей, которые ребенок должен выполнять. Их совокупность образует то, что мы называем школьной дисциплиной. Именно через практику школьной дисциплины можно привить ребенку дух дисциплины.
Правда, о школьной дисциплине слишком часто создают такое представление, которое не позволяет приписывать ей столь важную моральную роль. В ней видят просто средство обеспечения внешнего порядка и спокойствия в классе. С этой точки зрения могли, и не без основания, находить варварскими эти повелительные требования, эту тиранию запутанных правил, которым подчиняют ребенка. Протестовали против тех стеснений, которым подвергали ребенка с единственной, казалось, целью – облегчить задачу учителя посредством стандартизации ребенка. Разве такая система не способна вызывать у ребенка чувство враждебности к учителю вместо сердечного доверия, которое должно царить в отношениях между ними?