Моральное воспитание

Альтруизм, привязанность человека к чему-то, что не является им самим, часто представляли как своего рода таинственную, экстраординарную, почти необъяснимую способность, посредством которой человек осуществляет насилие над своей исконной природой и противостоит ей. На предыдущей лекции мы видели, что нет ничего ни менее таинственного, ни более естественного. И чтобы развеять эту мнимую тайну, нет необходимости сводить альтруизм, как это сделали Ларошфуко и утилитаристы, к какой-то форме замаскированного эгоизма, что означает отрицание альтруизма под предлогом стремления сделать его постижимым. Но в действительности он так же непосредственно базируется на психологической природе человека, как и его противоположность. Эти два рода чувств лишь выражают два различных, но неразделимых, аспекта всякого ментального механизма. Постольку поскольку наша деятельность сосредоточивается на нас самих, на том, что составляет нашу индивидуальность и отличает нас от существ и вещей, находящихся вне нас, существует эгоизм; альтруизм, наоборот, существует тогда, когда наша деятельность направлена на объекты, которые являются внешними по отношению к нам и которые не составляют элемент нашей личности. Но поскольку мы можем привязываться к этим объектам, только если мы их каким-то образом себе представляем, постольку они, будучи внешними, в известном смысле являются элементами нас самих; ведь они существуют и живут в нас в форме выражающего их представления. Именно с этим представлением мы связываемся непосредственно, именно его нам не хватает, когда представляемой вещи там больше нет или же она больше не является самой собой; и, следовательно, во всяком альтруизме есть эгоизм. Но и наоборот, поскольку наше Я создано из элементов, которые мы взяли извне, поскольку наше сознание не может подпитываться исключительно из самого себя, поскольку оно не может мыслить пустоту, но ему необходим материал, который может прийти к нему только из внешнего мира, постольку в нас есть нечто иное, нежели мы сами, и, следовательно, в самом эгоизме существует альтруизм. Мы видели, в частности, как активный, развивающийся эгоизм, тот, который имеет целью расширение нашего существования, предполагает некоторое распространение, некоторое развертывание внешней деятельности, подлинную способность к самоотдаче и расходованию самого себя. Словом, самими потребностями своей природы сознание одновременно ориентировано в обоих направлениях, которые привыкли противопоставлять друг другу, вовнутрь и вовне; оно не может быть целиком вне себя и не может быть замкнуто в себе. В том и другом состоянии жизнь сознания прекращается. В чистом энтузиазме, как и в сосредоточенности на самом себе, как у факира, мышление, как и деятельность, прекращается. Это две формы ментальной смерти. Но хотя эгоизм и альтруизм сближаются таким образом до того, что взаимно друг в друга проникают, они тем не менее остаются различными. Из того, что они уже не противостоят друг другу, не следует, что они смешиваются воедино. Всегда остается различие между объектами, к которым мы привязаны в этих случаях, и, хотя это различие лишь в степени, оно не перестает быть реальным. Можно сказать, что, поскольку альтруистические стремления, когда они удовлетворены, вызывают у нас удовлетворение, они так же эгоистичны, как и другие. Но всегда остается значительное различие, состоящее в том, что в одних случаях мы находим удовлетворение в достижении объектов, которые являются для нас личными, в других – в достижении объектов, которые, хотя и представлены в нашем сознании, тем не менее не являются отличительными элементами нашей личности.

Установив это, мы можем быть уверены, что детское сознание, уже только благодаря тому, что оно сознание, необходимо открыто к этим двум видам чувств. И в самом деле, мы нашли у ребенка двойной источник альтруизма. Во-первых, вследствие той власти, которую имеет над ним привычка, ребенок привязывается к объектам и существам своего близкого окружения. Между ними и ребенком образуется связь благодаря самому свойству повторения и тем воздействиям, которые оно оказывает на детскую природу. Во-вторых, благодаря значительной восприимчивости ребенка по отношению к внешним влияниям, чувства, выражаемые в его присутствии, легко отзываются в нем. Он их воспроизводит и в результате разделяет. Он страдает от страдания, выражение которого он видит, он радуется радости другого, словом, он симпатизирует другому. И эта симпатия не просто пассивна, она побуждает ребенка к позитивным действиям.