В самом деле, до сих пор мы представляли мораль как систему правил, внешних для индивида, которые навязываются ему извне, разумеется, не материальной силой, но благодаря содержащемуся в них авторитету. Тем не менее с этой точки зрения индивидуальная воля выступает как управляемая неким законом, который не является ее творением. В действительности не мы создаем мораль. Конечно, поскольку мы составляем часть разрабатывающего ее общества, в каком-то смысле каждый из нас содействует ее разработке. Но прежде всего собственное участие каждого поколения в моральной эволюции очень незначительно. Главные направления морали нашего времени в момент нашего рождения уже установлены; изменения, которые она претерпевает в процессе индивидуального существования, т. е. те, в которых каждый из нас может участвовать, чрезвычайно ограничены. Ведь великие моральные трансформации всегда предполагают значительное время. Более того, мы являемся лишь одной из бесконечного числа участвующих в них единиц. Наш личный вклад поэтому всегда есть лишь крошечный фактор сложной равнодействующей силы, в которой он исчезает, будучи анонимным. Таким образом, невозможно не признать, что хотя моральное правило есть создание коллективное, мы его гораздо больше заимствуем, чем создаем. Наша установка в данном случае гораздо более пассивна, чем активна. На нас воздействуют больше, чем воздействуем мы. Но эта пассивность находится в противоречии с нынешней тенденцией морального сознания, которая с каждым днем становится все сильнее. Действительно, одна из фундаментальных аксиом, можно даже сказать, фундаментальнейшая аксиома нашей морали, состоит в том, что человеческая личность есть явление поистине святое; она имеет право на уважение, которое верующий любой религии предназначает своему богу; и это то, что выражаем мы сами, когда создаем из идеи человечества цель и смысл существования отечества. В силу этого принципа всякое вторжение в глубины нашей души представляется нам аморальным, поскольку это насилие, совершаемое над нашей личной автономией. Все сегодня признают, по крайней мере в теории, что никогда, ни в каком случае определенный способ мышления не должен быть нам принудительно навязан, будь он даже освящен именем какого-нибудь морального авторитета. Правилом не только логики, но и морали, является то, что наш разум должен принимать в качестве истинного только то, что он самопроизвольно признает таковым. Но тогда и с практикой не может быть иначе. Поскольку идея имеет целью и смыслом существования руководство действием, то важно ли, чтобы мысль была свободной, если действие порабощено?
Некоторые, правда, оспаривают у морального сознания право требовать подобную автономию. Было замечено, что в реальной жизни мы подвергаемся постоянным ограничениям, что социальная среда нас моделирует, что она навязывает нам разного рода мнения, над которыми мы не размышляли, не говоря уже о тех тенденциях, которые фатально передаются посредством наследственности. К этому добавляют, что не только в действительности, но и в праве личность может быть только продуктом среды. Ведь откуда она может появиться? Либо нужно сказать, что она не рождалась вообще, что она существует испокон веков, единая и неделимая, настоящий психический атом, неизвестно как свалившийся в тело; либо, если она родилась, если она сформировалась из частей, как все, что существует в мире, то нужно, чтобы она была соединением и результатом разнообразных сил, исходящих из расы или из общества. И мы сами показали, почему она не могла питаться из другого источника. Но какими бы неоспоримыми ни были эти факты, какой бы несомненной ни была эта зависимость, несомненно также и то, что моральное сознание все более и более энергично протестует против этой зависимости и энергично требует для личности все более и более значительной автономии. Учитывая всеобщность и устойчивость этого требования, постоянно растущую решительность, с которой она утверждается, невозможно видеть в ней продукт какой-то галлюцинации общественного сознания. Она с необходимостью должна чему-то соответствовать. Автономия сознания сама по себе есть факт того же ранга, что и противоположные, противопоставляемые ей факты, и вместо того чтобы ее отрицать, оспаривать ее право на существование, нужно, поскольку она существует, ее объяснить.