Наступил вечер. Пришла баба-яга на берег. Тростник расстелился перед ней мостиком. А собачка возле гумна лежит, ноги у нее связаны, уши моченым горохом заткнуты, глаза зашиты, ноздри глиной залеплены. Ничего не слышит, ничего не видит, ничего не чует.
Но только баба-яга сошла с тростникового мостика на берег, дрогнула земля. Почувствовала это собачка — котом-кубарем к реке:
— Ав-ав, сейчас, горбатая, тебе горб откушу!
Повернулась баба-яга и скорей через мостик на свою сторону. Днем повстречала пятую сестренку и говорит:
— Засуньте собаке в глотку большую кость, чтоб она гавкать не могла.
— Хорошо, бабушка, — говорит девочка. — Только ночевать приходи.
Вечером подкатилась собачка к избе, легла у крыльца. Ничего не видит, ничего не слышит, ничего не чует, и кость в глотке торчит. Баба-яга перешла по тростниковому мосту реку, к избе подошла. В темноте не заметила собачку, наступила на нее ногой. Собачка как взвизгнет, как ударит хвостом бабу-ягу по ногам — испугалась та, убежала.
Настала очередь самой младшей сестренке в лес идти. Приходит она в дом к бабе-яге, спрашивает:
— Что же, бабушка, не приходишь к нам ночевать? Нам одним страшно.
— Собака меня не пускает, золотце. Закопайте ее в яму на гумне, тогда приду.
Вечером сестренки закопали собачку на гумне. Баба-яга переправилась по тростниковому мосту, стучится в избу. Обрадовались сестренки, один мальчик не рад — на печке сидит, не слезает. По собачке горюет, слезы льет.
— Ну, давайте спать, — говорит баба-яга.
Легли они. Девочки на полатях, баба-яга на лежанке, мальчик на печке притаился, не спит. Едва только девочки уснули, баба-яга встала тихонько, подошла к ним и давай одну за другой глотать. Всех проглотила, раздулась пузырем, от сытости икает.
— Теперь, — говорит, — мне братика съесть осталось. Ничего, что он маленький, для него в животе место найдется.
Раскрыла баба-яга пошире рот, лезет на печку. А мальчик не спит, взял он ольховое полено, которое на печке сушилось, и ждет. Только сунулась баба-яга на печку, мальчик вставил ей полено в рот — она закрыть его не может. Вторым поленом зубы ей повыбивал.
После этого мальчик разрезал ножом бабе-яге живот, выпустил сестренок на волю. Уж они были рады! Все вместе побежали скорей на гумно, откопали собачку. Ноги ей развязали, глаза расшили, из ушей вынули моченые горошины, а из ноздрей — глину.
— Ав-ав! — сказала собачка. — Вам жить-поживать, а мне дом охранять!..
Сейчас сестренки и братик выросли, большими стали. И дружно живут. Я у них был, шапку на лавке забыл, хотел вернуться, да собака в дом не пускает!
РАВ-ЖОЛЬДЯМО
Жили-были старик со старухой. И был у них один сын. Звали его Рав-Жольдямо.
Вот умер старик, осталась старуха с сыном. Жили они бедно: в хозяйстве курочка с петухом да старая лошадь. Однажды Рав-Жольдямо погнал лошадь на луг пастись. Навстречу старик идет, под мышкой куль из-под соли несет.
— Уж больно лошадь у тебя плохая, парень, — говорит старик.
— Ох, добрый человек, — ответил ему Рав-Жольдямо, — бедно мы живем. Купили бы хорошую лошадь, да денег нет!
— Хочешь, научу, как богатым стать? — спрашивает старик.
— Ой, хочу, дедушка!
— Тогда скажи матери, пусть она зарежет курицу, сварит ее да казенного вина купит. А я вечером приду и научу, где и как найти богатство.
Вернулся Рав-Жольдямо домой, рассказал о встрече со стариком. А мать и говорит:
— Эх, сынок! Где это видано, где это слыхано, чтоб за бутылку казенного вина доброму делу научили!..
— Ладно, мама, — говорит Рав-Жольдямо. — Пусть он не научит, да я человеку слово дал — надо встретить гостя с почетом.
Пришел вечером старик. Съел курицу, выпил вино. И говорит:
— Я знаю, где гора, у которой вершина золотая. Никто из людей на ту вершину еще не забирался. Пойдем туда, наберем золота полный куль, а после поделим.
Тут петух на насесте закричал:
— Кукареку! Кому куль, а кому ничего!..
Рассердился старик.
— Эта птица, — говорит, — кукарекать не умеет — надо голову ей свернуть.
Рав-Жольдямо пошел и свернул голову петуху.
— Молодец, — говорит старик. — Вот так всегда меня слушайся. Завтра утром запрягай лошадь, и поедем мы с тобой к золотой горе.
Как только солнышко взошло, запряг Рав-Жольдямо лошадь, с матерью попрощался, и отправились они в путь. А петушиная голова им вслед:
— Кукаре-ку! Кто золото принесет, а кто беду найдет!..
— Пусть тебя лиса найдет и съест! — разозлился старик. А парню сказал: — Ты не слушай эту глупую птичью голову, мы с тобой оба разбогатеем.
Семь недель они ехали и еще три дня. Видят, стоит гора высокая-превысокая, вершины не видно. И такая крутая, как стена, никак не залезть на нее.