Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв.

Взгляни и рассуди: вот блошка,
Куснула, крови выпила немножко,
    Сперва – моей, потом – твоей;
И наша кровь перемешалась в ней.
    Какое в этом прегрешенье?
Где тут бесчестье и кровосмешенье?
    Пусть блошке гибель суждена —
Ей можно позавидовать: она
Успела радости вкусить сполна!

    О погоди, в пылу жестоком

Не погуби три жизни ненароком:
    Здесь, в блошке, – я и ты сейчас,
В ней храм и ложе брачное для нас;
    Наперекор всему на свете
Укрылись мы в живые стены эти.

    Ты смертью ей грозишь? Постой!
Убив блоху, убьешь и нас с тобой:
Ты не замолишь этот грех тройной.

    Упрямица! Из прекословья

Взяла и ноготь обагрила кровью.
    И чем была грешна блоха —
Тем, что в ней капля твоего греха?
    Казнила – и глядишь победно:
Кровопусканье, говоришь, не вредно.
    А коли так, что за беда? —
Прильни ко мне без страха и стыда:
В любви моей тем паче нет вреда.

Призрак

Когда убьешь меня своим презреньем,
Спеша с другим предаться наслажденьям,
О мнимая весталка! – трепещи:

Я к ложу твоему явлюсь в ночи
Ужасным гробовым виденьем,
И вспыхнет, замигав, огонь свечи.
Напрасно станешь тормошить в испуге
Любовника; он, игрищами сыт,
От резвой отодвинется подруги
        И громко захрапит;
И задрожишь ты, брошенная всеми,
Испариной покрывшись ледяной,
        И призрак над тобой
Произнесет… Но нет, еще не время! —
Не воскресить отвергнутую страсть;
Так лучше мщением упиться всласть,
Чем, устрашив, от зла тебя заклясть.

Пища любви

Амур мой погрузнел, отъел бока,
Стал неуклюж, неповоротлив он;
И я, приметив то, решил слегка
    Ему урезать рацион,
Кормить его умеренностью впредь —
Неслыханная для Амура снедь!

По вздоху в день – вот вся его еда,

И то: глотай скорей и не блажи!
А если похищал он иногда
    Случайный вздох у госпожи,
Я прочь вышвыривал дрянной кусок:
Он черств и станет горла поперек.

Порой из глаз моих он вымогал

Слезу, – и солона была слеза;
Но пуще я его остерегал
    От лживых женских слез: глаза,

Привыкшие блуждать, а не смотреть,
Не могут плакать, разве что потеть.

Я письма с ним марал в единый дух,

А после – жег! Когда ж ее письму
Он радовался, пыжась, как индюк, —
    Что пользы, я твердил ему,
За титулом, еще невесть каким,
Стоять наследником сороковым?

Когда же эту выучку прошел

И для потехи ловчей он созрел,
Как сокол, стал он голоден и зол:
    С перчатки пущен, быстр и смел,
Взлетает, мчит и с лету жертву бьет!
А мне теперь – ни горя, ни забот.

Песенка