Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв.

Слезы

О слезы бесполезные, зачем
Вы снова приливаете к глазам
Со дна души, из тайных родников,
Когда гляжу на тучные поля
И вспоминаю канувшие дни?

Отрадны, как заря на парусах,

Везущих нам друзей издалека,
Печальны, как далекие огни
Навеки уходящих кораблей,
Невозвратимые былые дни.

Печальны и таинственны, как свист

Каких-то птах, проснувшихся в саду
Для умирающего, что глядит
В светлеющее медленно окно,
Непостижимые былые дни.

Безумны, как загробный поцелуй,

Как безнадежное желанье губ,
Цветущих не про нас, – горьки как страсть,
Обида, боль и первая любовь, —
О смерть при жизни, канувшие дни!

Колыбельная

Тихо и нежно издалека,
    Западный ветер, повей!
И возврати издалека
    Милого к нам поскорей.
Не разбудив урагана в пути,
Над озаренной пучиной лети
    Лунного света быстрей!
Видишь – в спаленке спит мой маленький, спит.

Тихо и нежно спи-засыпай,

    Глазки покрепче закрой —
Спи безмятежно, баюшки-бай:
    Матушка рядом с тобой.
Дремлет луна в золотых небесах,
Папин кораблик на всех парусах
    Мчится к сыночку домой.
Спи, мой маленький, в тихой спаленке, спи.

Эльфийские рожки

На стены замка лег закат,
    Над ними горы в яркой сини;
Блистая, скачет водопад,
    Лучится озеро в долине.
Труби, рожок, труби! Пусть эхо, улетая,
Кружит среди вершин – витая, тая, тая…

Прислушайтесь! Из-за реки

    Так ясно и неумолимо
Звучат эльфийские рожки
    И тают, словно струйки дума.
Труби, рожок, труби! Таинственно-простая
Мелодия, лети – витая, тая, тая…

Любимая! Умолкнет шум

    Военных труб и флейт пастушьих;
Но эхо наших смертных дум
    Пробудит отклик в новых душах.
Труби, рожок, труби! Пусть эхо, улетая,
Кружит среди вершин – витая, тая, тая…

Из цикла «In Memoriam»

LIV

О да, когда-нибудь потом
    Все зло мирское, кровь и грязь,
    Каким-то чудом истребясь,
Мы верим, кончится добром.

У каждого – свой верный шанс;

    Ничто не канет в никуда,
    Как карта лишняя, когда
Господь закончит свой пасьянс.

Есть цель, невидимая нам:

    Самосожженье мотылька
    И корчи в глине червяка,
Разрезанного пополам —

Все не напрасно; – там, вдали,

    Где нет зимы и темноты,
    (Так мнится мне) для нас цветы
Неведомые расцвели…

Но кто я, в сущности, такой?

    Ребенок, плачущий впотьмах,
    Не зная, как унять свой страх
В кромешной темноте ночной.

Сонет