Море Нопы

Рита сделала шаг назад и дернула руками, будто хотела выпростать их вперед в заградительном жесте.

– Я же сказала, здесь нельзя…

Тут зазвонил телефон. Мой знакомый и уже почти забытый блондинчик, то и дело срываясь на возбужденный крик, проговорил:

– Кто это? Ламбада, это ты? Я не понял, что с тобой случилось. Звоню, отвечает какая-то непонятная девица… Короче, я приехал. Я тут, Набережная, девятнадцать, все верно?

– Твой адрес Набережная, девятнадцать? – спросила я Риту, она ошарашенно кивнула, я велела Оскару: – Спускайся к морю.

– Что?!

– Дойди до конца улицы, увидишь за домами сетку… ну, ограждение такое из проволоки.

– Так.

– Пройди немного, упрешься в дыру. Вроде кроличьей норы, здесь мы тебя и встретим.

– Э-э-э… какая нора? Какие кролики? Я как бы не один.

Оскар говорил громко, Рита слышала каждое слово. Она опять начала скрести кожу на груди. Я нажала отбой. Рита медленно села рядом со мной. Ее губы подрагивали. Я еще не понимала, что творю, только смутно догадывалась, какая буря поднимается в ее душе, грозя вырваться на ее собственный, запертый от всех кусочек берега и разметать все вокруг.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она едва слышно. – Сюда нельзя! Никому нельзя! Ни-ко-му!

– А дырка в заборе для кого? Для никого? – спросила я и пошла встречать Оскара.

В поезде я удивилась, почему он едет в такую глухомань, он с тоской ответил, что хотел заняться серфингом в Португалии, но был наказан родителями за разбитую машину, и поэтому теперь отправляется в Старую Бухту, которую случайно нашел на форуме серферов.

По берегу победоносным клином шли трое – блондинчик впереди, а сзади по обе стороны от него приземистые и смуглые пареньки, похожие друг на друга, как два грибочка. Все трое были в шортах, майках, модных очках от солнца, спортивные и плечистые.

– Ламбада! – закричал Оскар. – Что это ты здесь торчишь, как сирота казахская?

– Казанская, – осторожно ответила я, надеясь, что он так шутит.

– Да ну, – отмахнулся блондинчик и неожиданно ловко притянул меня к себе. – А я звонил узнать, куда это ты пропала на вокзале?

В поезде мы целовались на протяжении тысячи километров, поэтому сейчас его губы по-хозяйски прильнули к моим. Приятели Оскара одобрительно загудели. Оскар, довольный произведенным впечатлением, оторвался от меня и представил грибочков. Зная о своем сходстве, они заявили: мы не братья. Я не запомнила, кто из них Рома, а кто – Кира.

– А это – Рита, – сказала я громко и указала на скрюченную фигурку. – Вы разговаривали по телефону. Ее мать – хорошая подруга моего отца. Лучше не бывает.

– А, – без интереса ответил Оскар и представился. – Оска-ар. Ударение на «а». Я же не кинопремия.

– Я ведь исправилась, – ответила она. – В телефоне ты записан без ударения, – и покрылась бледным румянцем.

Оскар в самом деле напоминал позолоченную плечистую статуэтку, глядя на которую хочется благодарить родителей и Всевышнего. Как же он хорош в зеленых очочках, белоснежных шортах и маечке! Рита яростно расчесывала шею. Однажды я наблюдала такое выражение лица – у светловолосой, похожей на скандинавку, женщины на верблюжьей ярмарке в Пушкаре. Индийцы увлекали эту женщину в танец, кружили возле нее и что-то выкрикивали, они хотели передать туристке свое веселье, а она застыла на месте, в глазах – ужас, и недоверие, и обида. Она вцепилась в фотоаппарат, сумочку крепко прижала локтем к телу. Судя по бледности и круглым глазам, это был ее первый день в Индии. У Риты был первый день в компании серферов.

Приятели блондинчика тем временем о чем-то договаривались, стоя у самой кромки воды. Оскар засунул большие пальцы за пояс, покачался на носках и присвистнул.

– Да это круче «Свинарника»! Глядите, какие волны! – крикнул он.

– Чистый лобовой бриз, – прокричал в ответ один из грибочков. – Не спот, а сказка.

– И вы не знали? – спросил Оскар.

– Сам в шоке!

Рита прокашлялась и сказала:

– Это место мало кто знает. Вообще-то, здесь была техническая зона…

Я подумала: сейчас она заведет свою песню о том, что тут нельзя купаться. Но Рита смолчала. Никто не обратил на нее внимания. Оскар потер ладошки и сказал:

– Не терпится попробовать. Вы как? Рома? Кир?

Рита, прокашлявшись, как подавившаяся рыбой чайка, изрекла:

– Здесь н-нельзя!

Серферы переглянулись, будто на их глазах ожило дерево и сказало: «Хватит вам топтаться на моих корнях!». Оскар фыркнул:

– Да ладно. Сама говоришь, это место мало кто знает. Пошли за досками, ребята! – он повернулся ко мне. – У нас доски в машине. Тут, рядом.

Они умчались так же шумно и неожиданно, как появились. Рита скрючилась, напоминая обугленную спичку.

– Это твой парень? – спросила она. Ее голос нервно звенел.

– Нет, мы познакомились в поезде. Если честно, я сбежала от него на вокзале, – ответила я.

– Вы же целовались, – сказала она.

– Что с того?

Я улыбнулась. Ветер игриво бросил волосы мне на лицо, словно приглашая к шалости. Первый загар лег на удивление ровно, я сама себе нравилась. Рита смотрела на меня со странным выражением, в котором мешались зависть, любопытство и тревога.